"Мераб Мамардашвили. Филосовские чтения" - читать интересную книгу автора

есть "выхождение", преодоление себя, это не означает, что трансцендируют к
чему-то, куда- то - скажем, как выходят из комнаты в коридор. В
действительности эта странная вещь описывается в философии так: мы
трансцендируем, "выходим из себя" - а куда? Никуда. В том смысле, что нет
таких предметов (к которым "выходят") вне мира. Мир ведь состоит из
природных предметов, которые мы видим, и, казалось бы, если я выхожу за эти
предметы, то выхожу к каким-то другим, которые от первых отличаются только
тем, что они - святые, сверхъестественные. Помните, я рассказывал вам в
прошлый раз, откуда появляется символ Бога или идея Бога (не Бог, а идея
Бога или символ Бога), и говорил о сверхъестественной, или сверхопытной,
реальности. Так ведь? Значит, рядом с какими-то обычными вещами должны
полагаться еще какие-то другие, особые, сверхприродные, или сверхопытные,
вещи. Ведь все, что находится в мире, дано нам в опыте, опытным путем, и,
следовательно, если я говорю о чем-то другом, значит, это существует по ту
сторону опыта. Что по ту сторону опыта, если пользоваться традиционной
терминологией? Ну конечно, мифические существа, боги. Они предметы нашей
веры - не опыта, а веры.
Так вот, философия в отличие от мифа и первых религий появляется с
принципиального отрицания того, что существуют (так же как существовали бы
вещи, на таком же основании) еще и сверхвещи. Или, другими словами, с
сознания того, что человек в отличие от барона Мюнхгаузена не может вытащить
сам себя из болота. Нужна какая-то точка; а всякая точка, на которую человек
может опираться, - в мире. Человек не может выскочить из мира, но на край
мира он может себя поставить. Посредством чего? С помощью совершенно особой
вещи, которая появляется только в философии и которую я назову так: пустое
понятие. То есть понятие, которое не имеет предмета и, следовательно,
действует в качестве символа. Человек, стол, дерево, здание и т. д. - все
эти слова имеют предметы. С их помощью мы обозначаем предметы в мире. И эти
предметы доступны нам помимо слов, на опыте. А в случае символа - иначе.
Следовательно, у слов есть два критерия. Во-первых, само слово и,
во-вторых, доступность значения предмета слова помимо слова. Тогда слово мы
понимаем. Так ведь? Мы под слова подставляем предметы и тем самым выполняем
еще одну операцию. Есть операция, осуществляемая с помощью слова, и есть еще
вторая операция (необходимая для него), которая не является словом, а есть
указание. Например, я показываю на этот находящийся в моей руке стакан,
когда помимо слова выполняю еще акт давания стакана, где? - в опыте.
Большинство наших слов или все слова таковы. В том числе и слова,
обозначающие эмоции, чувства, хотя на чувства и эмоции нельзя указать
пальцем. Но тем не менее на эти состояния, переживаемые реально, тоже можно
сослаться. Ведь что я сейчас делаю? Я объясняю вам не стакан, а слово
"стакан" в качестве знака. Я говорю, что для него нужна операция указания на
опыт, и, следовательно, ссылаюсь на ваш опыт оперирования словами и указания
на предметы. То есть объясняю не стакан, а употребление слова "стакан", хотя
в самом употреблении - это не вещественный предмет, который можно было бы
пощупать, но опыт употребления есть. И я, ссылаясь на него, как бы объясняю,
что такое слово вообще. Значит, можно объяснять конкретные слова, ссылаясь
на опыт, а можно и абстрактные слова. Слово вообще. Слово "вообще" я могу
тоже объяснить, хотя его нельзя, конечно, пощупать. Но оно все равно
основано на опыте.
А есть слова (и они часто встречаются в философии), не имеющие