"M.K.Мамардашвили, А.М.Пятигорский "Символ и сознание. Метафизические рассуждения о сознании, символике и языке"" - читать интересную книгу автора

И когда мы говорим, что в некотором первичном метаязыке, следы
которого можно обнаружить в древнеиндийских трактатах о языке или
древнеиндийских трактатах о сознании, есть что-то о языке или сознании, то
мы не имеем в виду, что это - знание о языке или о сознании и в качестве
такового есть менее совершенное знание, по отношению к которому научные
знания или научные грамматики или научные теории сознания были бы более
совершенными, и в этом смысле и то и другое стояло бы на одной линии
развития. В равной мере здесь было бы неуместно выражение "предвосхищение"
в применении к учению древнеиндийских грамматиков и психологов. Это
безусловно самозамкнутое явление, оно ничего не предвосхищает. Первичный
метаязык, с одной стороны, и научное знание о предмете этого первичного
метаязыка - с другой, есть совершенно разнородные явления, не находящиеся
друг с другом в отношении "раньше - позже", "неполно - полно",
"несовершенно - совершенно", "не развито - развито", "архаично -
современно". Одной из систематизации первичного метаязыка мог являться
миф, а не наука, и в этом смысле некоторые мифологические системы можно
рассматривать как развертывание первичного принципа, который надо еще
вывести из свойств объектов метаязыка, которые мифом переведены в ранг
картины бытия или мира. Науку же как раз-то и нельзя рассматривать как
систематизацию первичного метаязыка, поскольку она совершает обратное
движение, запрещая такой перенос. Поэтому-то мы и допускаем, что какие-то
вещи несут в себе метаязыковое значение сами по себе, своего рода
"природным" образом.
Употребление здесь рядом терминов "метаязык" и "метатеория" не должно
понимать в том смысле, что это
одно и то же. Метатеория сознания есть то, что мы конструируем в нашей
работе с сознанием, в нашей борьбе с ним. При этом какие-то слова являются
самым простым бытовым материалом для этого "конструирования", потому что
они у нас под рукой, не более того. Что же касается метаязыка сознания, то
здесь мы вынуждены либо пользоваться существующими терминами, которые мы
берем из языка-объекта или метаязыка, либо пользуемся какими-то бытовыми
словами и выражениями, не имевшими до настоящего момента
терминологического смысла, и придаем им специальный терминологический
смысл, как например: "понимание сознания", "работа с сознанием", "борьба с
сознанием". При этом важно, чтобы они одновременно сохраняли и свой
элементарный смысл. В метатеории сознания надо стремиться к терминам,
сохраняющим свое прозрачное значение бытового употребления, ту свою
способность вызывать богатство ассоциаций, которая возместила бы трудности
аналитического описания сознания.
Здесь можно, конечно, увеличить количество терминов типа "работа с
сознанием", что предполагает создание новых пучков ассоциаций, но мы
постараемся, чтобы таких терминов было как можно меньше, потому что
главным для нас остается интерпретация понимания сознания "для нас". Пусть
останутся прежние слова, и лучше мы в них будем каждый раз снова и снова
разбираться, чем вводить термины, которые в дальнейшем могут быть
неограниченно интерпретированы.
Теперь возникает вопрос: можем ли мы говорить о "способах
распознавания сознания?" Можем ли мы говорить о том, что у нас есть
какой-то способ, пусть эмпирический, пусть интуитивный, пользуясь которым
мы могли бы сказать: вот это - сознание, а это - не-сознание. Для нас