"Надежда Мандельштам. Воспоминания." - читать интересную книгу автора

Андреевна, эпоху. Мы разговаривали, махнув на стены, у которых "уши". И
разговоры случались жесткие.
Впрочем, в последние год-два Н.Я. ослабела настолько, что для
серьезного разговора собиралась с трудом, но все-таки собиралась и вела
его уже почти всегда в узком кругу. А остальных гнала на кухню ("Пошли
вон, дураки!"). Как-то неожиданно она перестала "выяснять отношения", чем
занималась всю жизнь с пристрастием, а ее христианское смирение было
своеобразно, как все в ней:
- Она стерва, - говорила Н. Я. о какой-нибудь малопристойной особе. -
Но я ей не судья.
"Резкость ее не всеми была понята, - пишет архиепископ
Сан-Францисский Иоанн. - Брали ее вне широчайшего контекста общей и ее
жизни".
И прежде, когда было больше сил, и потом, когда уже непонятно было,
сколько еще продлится наше общее с Н.Я. время, она, собравшись для
разговора, торопила его. И не все выдерживали ее "натиск" и отходили,
иногда совсем. Я тоже отходил, но ненадолго, остывал, осмыслив, и
возвращался подчас за очередным подзатыльником ("побей, да научи!"),
потому что для меня эта "наука" была не кислородом, кото-
рого может быть больше или меньше, но воздухом, без которого невозможно.
Я могу назвать многих поэтов, "восстановленных" или изначально
сформировавшихся под влиянием Н. Я. или ее книг. А много ли надо поэтов,
чтобы определить время?
Итоги этой работы "по склеиванию позвонков" конца тысячелетия еще
будут подведены. И тем досаднее было прочесть в предисловии М. Поливанова
к первой публикации Н.Я. (Юность. 1988. №8), что "при обсуждении стихов в
ней (в Н.Я. -Н.П.) сказывалась манера современной школы". Помилуйте, Миша,
"школа" могла быть (и, пожалуй, была) только одна - Осипа Мандельштама. Но
почему она - "современная"?
"Она (то есть Н.Я.-Н.П.) хищно впивалась, - пишет М. Поливанов, - в
строку и требовала ее конкретной интерпретации - и притом единственной.
Так, например, она настаивала, что "Сияло солнце Александра" "..."
написано о Пушкине".
Трудно примитивизировать более суждения Н. Я. о поэзии, предпринятые,
как я полагаю, исключительно для "оживляжа". Но обратимся к самой Н. Я.:
""Вчерашнее солнце" не Пушкин, - пишет она, - а просто любой человек "..."
Чего гадать, откуда пришло черное солнце, - оно есть даже в Эдде" ("Вторая
книга").
Видимо, М. Поливанов перепутал что-то. Но хуже другое, что он (один
из "лучших друзей") не разделял, оказывается, отдельных взглядов Н. Я. (и
почему-то - не спорил), но всего лишь прощал ей ее "обидные
несправедливости" и "вряд ли обоснованные обвинения".
"Друзья ей очень многое прощали" - такое "великодушие" вряд ли
уместно в предисловии к публикации друга, сохранившего не только свой
светлый ум до последних дней, но и наши мозги от помешательств века.
Не будем "рассчастливливаться". Время, которое - нам кажется - мы
похоронили, умирать не хочет. Оно тоже перестраивается в эпоху гласности,
сдавая одни позиции и укрепляясь на других, вокруг неожиданных
лидеров. Вчера с претензиями заявился ко мне (за отсутствием прямых
виновников) боевик (или лидер) из "крайних левых". Он прочитал отрывок из