"Надежда Мандельштам. Воспоминания." - читать интересную книгу автора

Первый период - совместная жизнь. Второй период я называю загробной
жизнью... Но не в вечности, а в невероятном мире могильного ужаса, в
котором я провела пятнадцать лет (1938-1953), а в целом - двадцать лет
непрерывного ожидания (1938-1958). Третий период - с конца пятидесятых
годов, когда я получила право называть свое имя, объяснять, кто я и о чем
думаю.
В годы "невероятного мира" Н. Я. не включила ни вторую половину 20-х
- первую 30-х, когда О. М. был вычеркнут из литературного процесса (ему
назначили пенсию), ни Чер-дынь (с дорогой - туда и обратно), где он
выбрасывался из окна, ни Воронеж, с его изоляцией, безработицей и
милицейским окошком в недоступный мир неподнадзорного существования.
А кому она могла объяснить, кто она и о чем думает, после 1958 года?
Нескольким близким людям, и так ли уж всем без риска? Нет, к этим двадцати
годам надо прибавить еще десять, как минимум (за счет 20-30-х), и двадцать
по-
следних (60-70-е). Н. Я. так и не вышла из "невероятного мира" (кровавой и
коварной войны с народом и его цветом - интеллигенцией). И ее друзья
успокоились за нее, может быть, только у церковных стен, где мир
загробный, в смысле - вечный, проходит так близко, что приобщает к
катарсису.
Ей это чувство давалось редко. Она была человеком остросоциальным и,
когда перестала бояться за себя и О. Э. (все было или издано, или надежно
спрятано), продолжала бояться за друзей. И делала все непозволительное
(зарубежные публикации, встречи с иностранцами), преодолевая смертельный
страх. Отсутствие страха - патология, говорила она. И называла тех, кто
гордится этим, непугаными идиотами.
Но она знала разницу между просто "плохо" и нашим "седьмым
горизонтом", между временем "сравнительно вегетарианским" (когда сажают не
всех подряд) и сталинщиной. И считала, что ей очень повезло. Наверно, она
была права.
Я познакомился с Н. Я. в начале ее "третьего периода". Она
"уволилась", как всегда, недобровольно, не доработав нескольких лет до
полной пенсии. И, прописавшись в Тарусе у Оттенов, ездила в Москву
добиваться реабилитации О. М. В Москве, как и в прошлые годы, жила у
Василисы Георгиевны Шкловской. В. Г. приезжала с семьей на лето в Тарусу и
селилась поблизости. Это была попытка восстановить хоть какое-то подобие
жизни, склеить первый и третий периоды.
- Не рассчастливливайтесь, Наденька, - улыбалась В. Г. - Мы выжили
только потому, что не были оптимистами.
В Тарусе в то время, кроме Оттенов, жили Паустовские, Аля Цветаева,
дочь Марины, и отдельно, за забором - Анастасия, сестра Марины, поэт
Аркадий Штейнберг с семьей, за рекой - Поленовы, а на лето приезжали
Николай Заболоцкий, Николай Степанов, Фрида Вигдорова, другие писатели и
художники. Ссыльные, бывшие ссыльные, просто интеллигенты составляли здесь
"кланы" в духе лучших традиций
окраинных "городков империи". Таруса выглядела именно таким городком,
воздух которого делал человека свободным. Хотя была она окраиной всего
лишь области - не страны, - а бездорожье, отделявшее ее от начальства, не
превышало 60 верст.
Поэтому "рассчастливливаться", и верно, опасно было. Но и невозможно