"Надежда Мандельштам. Воспоминания." - читать интересную книгу автора

- Что делает человека интеллигентом? - этот вопрос ставил и О. М.
"Университет? - спрашивал он. - Нет... Гимназия?.. Нет... Тогда что же?"
Уж конечно, не прописка в "надстройке" и не причастность к
"прослойке". Интеллигентом, если обобщить наши разговоры, может быть
крестьянин (Поля Степина из Тарусы - определенно интеллигентка) и может не
быть академик (ну, хотя бы Лысенко или даже Федин, у которого, говорила Н.
Я., от нормального интеллигента только очки и вставные зубы). Это не
социальная группа, но высшая степень, к чему стремится человек, но не
всегда достигает. Это всегда "почти". Гражданин - почти интеллигент. Там
последняя возможная ясность. Там Фет, и от него начинается отсчет поэзии.
Раньше это называлось другим словом (приближающим к абсолюту), а
"интеллигенция" в Европе обозначала принадлежность к умственным занятиям.
Но образовалось в России в XIX веке определенное качество личности, и ему
впору пришлось слово "интеллигент".
- Что такое интеллигент? - спрашивала Н. Я. едва ли не каждый вечер,
когда писались ее книги и когда были написаны. - Определенное качество
личности.
И оно определялось - все более и более. В этой игре-работе
участвовали сотни друзей и приятелей, среди которых
сейчас и десятка, может быть, не припомню. Но все-таки: Саша Гладков, Женя
Левитин, Ира Семенко, Юра Фрейдин, Миша Поливанов, И. М. Гельфанд, отец
Александр (Мень), Кома (Вячеслав) Иванов, Женя Пастернак, Леля Мурина,
Нина Бялосинская, Варя Шкловская, Сергей Аверинцев, Варлам Шаламов, Саша
Морозов, Елизар Мелитинский, Саша Борисов, Андрей Синявский, В. Я.
Виленкин, Люда Сергеева, Лена Крандиевская, Оля Постникова, Наташа
Горбаневская, Иосиф Бродский, Белла Ахмадулина, Миша Левин, Володя
Вейсберг, отец Сергий (Желудков), может быть, владыка Иона, И. Д. Амусин,
А. А. Любищев, Л. Н. Гумилев... Нет, конца этому списку не будет. Все мы
(еще двести, а может быть, триста человек) уточняли и оживляли понятие
"интеллигент" (определенное качество личности), нравственно врастая в его
непростые объемы.
Н. Я. ходила мало. Сидела (чинно, как люди) только в гостях или за
общим столом. Но в основном обитала на кровати-с папиросой, в легком
прожженном халате и под таким же одеялом - прожженным или в подпалинах.
Лежала, полулежала, усаживалась, подобрав под себя ноги, - среди книг и
друзей. И среди сухих роз. Она не выбрасывала их: пыли не боялась, как,
впрочем, и сквозняков - была холодоустойчива, ходила по дому и зимой на
босу ногу. И удивляла нас, тогда еще молодых, своей редкой гибкостью.
Сердилась: "Зачем вы мне этот тазик принесли?" Кто-то объяснял: "Ноги
мыть..." "Для этого достаточно раковины. Потренируйтесь!"
Спартанство от "общаги" и бродячего быта было привычкой, отвыкать от
которой опасно: все может вернуться.
Четверть века назад, как многие сейчас, Н. Я. спрашивала:
- Где гарантии?
Административная машина на ходу. Карательная не демонтирована и
заработать может в любое время. Интеллигенция, хоть в извращенном смысле
этого слова, но по-прежнему презираема. "Другого и не заслуживает!" -
добавляла Н. Я. А наверху (или, как теперь говорят, "в верхнем эшелоне")
никто у нее ("кроме Хруща")
доверия не вызывал. Хрущева уже поругивали за "хру-щобы" те, кого он