"Андре Пьейр де Мандьярг. Тусклое зеркало " - читать интересную книгу автора

вещицы. Но в этом влечении есть и доля нежности, я знаю, что для меня оно
неотделимо от любви. Не в этом проявилась бессмысленная злоба, в какой я
себя виню.
Истинная моя вина была в том, что я отпустил тебя одну, испуганную,
пока гром еще рокотал вдали, больше того - я сам тебя прогнал, не дав тебе
времени успокоиться. Как я мог? Что мне стоило утешить тебя, удержать рядом
и, если бы мне не привиделась вместо тебя эта облизанная дождем кошка, эта
мордочка вымокшей куницы, какая гадость... Безмозглым глупцом, повторяю, я
был тогда!
Как только ты ушла, назойливый образ зверюшки (головка с круглыми
ушками - тела мое воображение не дорисовало) меня покинул и снова с
прекрасного лица из-под темной челки на меня взглянули большие черные глаза
той, кого я в безумии своем не удержал. Я метнулся в темноте к окну,
распахнул ставни, я кричал и размахивал руками. Но только чужие, незнакомые
люди с любопытством смотрели на меня из-за моста, стоя у двери кабака, а
звон стаканов и пьяные крики заглушали мой голос. Цепочка людей втягивалась
в коленчатый переулок, другая выходила оттуда, должно быть, подальше, за
углом, скрылась и ты.
Я вдруг почувствовал себя безмерно несчастным. Я наспех оделся во все
черное, и рубашку надел черную, не подумав, что мой вид воскресит в памяти
горожан ненавистное прошлое; не повязав галстука, я, словно помешанный,
выскочил из дома.
Темнело. Это был бедный квартал. Дрожали огоньки в витринах зеленных
лавок по обеим сторонам улиц, до того узких, что в дождь едва можно было
протиснуться между домами с открытым зонтиком, как бывает во сне, и два
решительно настроенных человека могли бы там преградить путь толпе. На
мостовой стояли лужи, медленно сползая в переполненные сточные канавы, и
люди пробирались осторожно, но я бежал, не разбирая дороги, забрызгивая
грязной водой и свою, и чужую одежду, и слышал, как за моей спиной
проклинали врага народа. Мне не было дела до них, я искал мою пропавшую
девочку.
Я долго, очень долго бродил по тесным улочкам древнего города, сетью
пересекающихся каналов и россыпью островков, на которых он стоит,
превращенного в лабиринт. Я поднимался и спускался по лестницам
бесчисленных мостов, навсегда запретившим колесу (любой привязанной к нему
машине, даже скромной тачке) доступ в город; я оскальзывался на вымытых
дождем ступенях. Вдоль и поперек избегав два или три твоих обычных пути, я
нигде ни разу не увидел очертаний, запечатленных в моих зрачках, словно
волшебная картинка, которую молишь превратиться в женщину и прийти к тебе.
Я входил в притоны (их немало в городе, на весь мир известном своими
пьяницами) - может быть, ты захотела погубить там тело свое и душу; но,
облачившись в мрачные одежды, я вызывал к себе ненависть и отвращение, мне
приходилось бежать под градом насмешек и проклятий, и хорошо еще, если
брошенный вдогонку стакан не разлетался, ударившись о деревянные ставни у
меня над головой.
Вся моя злоба испарилась, и в эти минуты я в бешенстве называл себя
грубой скотиной.
В отчаянии (смутно предчувствуя, что ты не вернулась домой), я
отправился туда, где ты жила, позвонил в дверь печального дома, в который
ты не позволяла приходить. Я долго ждал, и, наконец, в тесный садик, увитый