"Генрих Манн. Зрелые годы короля Генриха IV " - читать интересную книгу автора

трепет пробежал у него по плечам. Не такой, когда за спиной у тебя убийца,
нет, на сей раз то было веяние крыл. Тебя касается слава, - впервые, когда
тебе уже под сорок. Тебя касается великая всемирная слава. На вид она точно
сказка полуденных стран и вот-вот отлетит и заставляет содрогаться от
тайного трепета.
- Господин посол, когда церемония окончится, соблаговолите
побеседовать со мной наедине.
- Сир! О чем?
- О герцоге Пармском.


ГЕРАЛЬДИЧЕСКИЙ ЗВЕРЬ

"Я должен добиться своего сражения", - подумал Генрих, едва успели
уехать послы Венеции; вернее, он впервые сказал это себе при их
торжественном прибытии. Именно устрашающая слава открыла ему глаза на его
положение. Он все еще король без короны, у которого нет столицы. У такого
полководца, как он, всегда нужда в деньгах, и, чтобы войско его не
разбежалось, ему необходимо почаще завоевывать города; и те платят за него.
Но это города его королевства; трудное дело оставаться отцом
отечества, и притом близким народу, и в то же время рыскать по стране,
покоряя своих врагов и взимая поборы. Не прошло и недели после турской
волшебной сказки, как он снова очутился в самой гуще суровой жизни.
Он очистил от врага Турень и ближайшие провинции и вторгся в
Нормандию - но ведь он уже стоял там, когда одержал победу при деревне Арк.
Что дала та победа? Завоеванные крепости, которые он оставил позади,
отпали тем временем. Враг его не человек, подобно ему, а многоголовая
гидра. "Отрубишь семь голов, взамен вырастают восемь. Вот каково мне
приходится с Лигой. Целыми улицами покоряются мне мои подданные, когда я
хозяйничаю в их логове. Будто никогда и не поднимали против меня оружия, а
стоит мне перекопать их сады, и там окажутся мушкеты. Все это, пожалуй,
забавно, и я как будто создан для такой жизни. А если в действительности я
создан для большего, то умно делаю, умалчивая об этом".
- Никогда я не был так здоров, - твердил он всем в ту зиму, при частом
снегопаде и ночевках на мерзлой земле. - И войско мое не знает болезней и
растет день ото дня, ведь один такой городишко отсчитывает мне шестьдесят
тысяч экю. Держу пари, что ближайший по пути сдастся не позднее четверга!
И в самом деле, он заключил такой договор с городом Онфлером. Если
Майенн или его сын Немур не прибудут до четверга, то ворота должны быть
открыты ему. И что же? Так и случилось. Вождь Лиги Майенн махнул рукой на
Лигу и отдыхал в Париже, "где и мне когда-нибудь доведется понежиться", -
уверенно заявил Генрих. А про себя добавил: "Я должен добиться своего
сражения". Он думал об этом то как о веселой проделке, то как о вопросе
всей жизни.
Он возил с собой диковинную штуку, будильник, который заботливо
заводил. На сон у него уходило меньше времени, чем у толстяка Майенна на
еду. Это было ново для его здоровой натуры; порой он упускал даже и эти
немногие часы. Приподнявшись на локте, он размышлял. "Я должен добиться
своего сражения - и не обычного, не такого, которое я мог бы выиграть или
проиграть: это сражение я не смею проиграть, его я проиграть не смею, иначе