"Томас Манн. Тристан (Новелла)" - читать интересную книгу автора

иначе, из него получится существо, чуждое музам, нормальное, беззаботное и
уверенное, сильное и глупое.
Знайте, милостивый сударь, что я ненавижу Вас и Вашего сына, как
ненавижу самую жизнь, олицетворяемую Вами, пошлую, смешную и тем не менее
торжествующую жизнь, вечную противоположность красоты, ее заклятого врага.
Не смею сказать, что я Вас презираю. Я честен. Из нас двоих Вы сильнейший.
Единственное, что я могу противопоставить Вам в борьбе, - это достойное
оружие мести слабосильного человека - слово и дух. Сегодня я
воспользовался этим оружием. Ведь это письмо, - я честен и здесь,
милостивый государь, - и есть акт мести; и если хоть одно слово в нем
достаточно остро, достаточно блестяще и красиво, чтобы кольнуть Вас, чтобы
заставить Вас почувствовать чужую силу, чтобы хоть на мгновение вывести
Вас из Вашего толстокожего равновесия - то я торжествую.

Детлеф Шпинель".


Господин Шпинель запечатал конверт, наклеил марку, изящным почерком
написал адрес и отправил письмо на почту.
С видом человека, решившегося на самые энергичные действия, господин
Клетериан стучался в дверь господина Шпинеля; в руках он держал большой
лист бумаги, исписанный аккуратным почерком. Почта сделала свое дело,
письмо пошло положенным ему путем и, совершив странное путешествие из
"Эйнфрида" в "Эйнфрид", попало "в собственные руки"
адресата. Было четыре часа дня.
Когда господин Клетерман вошбл в комнату, господин Шпинель сидел на.
динане и читал свой собственный роман с обескураживающим, странным
рисунком на обложке. Он поднялся и, как человек, застигнутый врасплох,
вопросительно взглянул на посетителя, сильно при этом, однако, покраснев.
.. - Добрый день, - сказал господии Клетернап. - Извините, что я
помешал нашим занятиям. Но позвольте спросить - не вы ли это писали? - Он
поднял левую руку, державшую большой, "списанный аккуратным почерком лист
бумаги, и хлопнул но нему тыльной стороной правой ладони, отчего бумага
громко зашуршала. Затем он засунул правую руку в карман своих широких,
удобных брюк, склонил голову набок и раскрыл рот, как-то делают иные,
приготовившись слушать.
Как ни странно, по на лицо господина-Шпинеля появилась улыбка,
предупредительная, немного смущенная и как бы извиняющаяся. Он потер рукой
голову, словно что-то припоминая, и сказал:
- Ах; верно... да... я позволил себе...
Дело было в том, что сегодня он дал себе волю и проспал до полудня.
Теперь он страдал от угрызений совести, голова у него кружилась, он
чувстпонал себя взвинченным и неспособным ни на какое сопротивление.
К тому же веянье весеннего воздуха вызвало у него слабость и настроило
ого на пессимистический лад. Все это нужно принять во внимание, чтобы
объяснить его весьма нелепое поведение в разыгравшейся сцене.
- Ага! Вот как! Хорошо! - сказал господин Клетериан, он прижал
подбородок к груди, поднял брови, вытянул вперед руки, - словом, сделал
множество приготовлений, чтобы после своего чисто формального вопроса
безжалостно перейти к сути дела. Из самодовольства он эти приготовления