"Томас Манн. Тристан (Новелла)" - читать интересную книгу автора

лице, покоилась супруга господина Клетериана, останавливался в двух шагах
от нее, причем одну ногу он отставлял назад, а туловищем подавался вперед,
и говорил тихо, проникновенно, с некоторым усилием и слегка захлебываясь,
готовый в любое мгновение удалиться, исчезнуть, лишь только малейший
признак усталости или скуки промелькнет на ее лице. Но он не был ей в
тягость; она приглашала его посидеть с ней и с советницей, обращалась к
нему с каким-нибудь вопросом и затем, улыбаясь, с любопытством слушала
его, потому что иногда он говорил такие занимательные и странные вещи,
каких ей никогда еще не доводилось слышать.
- Почему вы, собственно, находитесь в "Эйнфриде", господин Шпинель? -
спросила она. - Какой курс лечения вы здесь проходите?
- Лечения?.. Хожу на электризацию. Да нет, это сущие пустяки, не стоит
о них и говорить. Я вам скажу, сударыня, почему я здесь нахожусь...
Ради здешнего стиля.
- Вот как, - сказала супруга господина Клетериана, подперев рукой
подбородок, и повернулась к господину Шнниелю с преувеличенно
заинтересованным видом; так подыгрывают ребенку, когда он собирается
что-нибудь рассказать.
- Да, сударыня, "Эйнфрид" - это чистый ампир. Говорят, когда-то здесь
бил замок, летняя резиденция. Это крыло - позднейшая пристройка, но
главное здание сохранилось нетронутым. Иногда вдруг я чувствую, что никак
не могу обойтись без ампира, временами он мне просто необходим, чтобы
сохранить сносное самочувствие. Ведь так понятно, что среди мягкой и
чрезмерно удобной мебели чувствуешь себя иначе, чем среди этих прямых
линий столов, кресел и драпировок... Эта ясность и твердость, эта
холодная, суровая простота, сударыня, поддерживают во мно собранность и
достоинство, они внутренне очищают меня, восстанавливают мои душевные
силы, возвышают нравственно, без сомнения...
- Да, это любопытно, - сказала она. - Впрочем, я наверное смогу это
понять, если постараюсь.
Он отвечал, что не стоит стараться, и оба они рассмеялись. Советница
Шпатц тоже рассмеялась и нашла, что все это любопытно, но она не сказала,
что сможет это понять.
Гостиная в "Эйнфриде" была просторная и красивая. Высокая белая
двустворчатая дверь обычно стояла распахнутой в бильярдную, где
развлекались господа с непокорными ногами и другие пациенты. С другой
стороны застекленная дверь открывала вид на широкую террасу и сад.
Сбоку от нее стояло пианино. Был здесь и обитый зеленым сукном
ломберный стол, за которым генерал-диабетик и сщо несколько мужчин играли
в вист. Дамы читали или занимались рукодельем. Комната отапливалась
железной ночью, по уютнее всего было беседовать у изящного камина, где
лежали поддельные угли, оклеенные полосками красноватой бумаги.
- Рано вы любито вставать, господин Шпинель, - сказала супруга
господина Клетериана. - Мно случалось уже два или три раза видеть, как вы
выходите из дому в половине восьмого утра.
- Я люблю рано вставать? Ах, вовсе нот, сударыня. Я, видите ли, рано
встаю потому, что, собственно, люблю поспать.
- Ну, вам придется это пояснить мне, господин Шпинель.
Советница Шпатц тоже потребовала пояснения.
- Как вам сказать... если человек любит рано вставать, то ому, помоему,