"Томас Манн. Тристан (Новелла)" - читать интересную книгу автора

- Вы всегда так смотрите на красивых женщин, господин Шпинель?
- Да, сударыня; и это лучше, чем глазеть грубо и жизнежадно и уносить с
собой воспоминание о несовершенной действительности.
- Жизнежадно... Вот так слово! Настоящее писательское слово, господин
Шпинель! Но, знаете, оно мне запомнится. Я его немного понимаю, в нем есть
что-то независимое и свободное, какое-то неуважение к жизни, хотя жизнь -
это самая почтенная вещь на свете, это сама почтенность...
И мне становится ясно, что, кроме осязаемых вещей, существует нечто
более нежное...
- Я знаю только одно лицо... - сказал он вдруг необычайно радостным и
растроганным голосом, высоко подняв сжатые в кулаки руки и обнажив гнилые
зубы в восторженной улыбке. - Я знаю только одно лицо, которое так
благородно в жизни, что кощунственно было бы исправлять его воображением.
Я бы глядел на него, я бы любовался им не отрываясь, не минутами, не
часами, а всю жизнь, я бы весь растворился в нем и забыл все земное...
- Да, да, господин Шпинель. Но все же уши у фрейлейн фон Остерло
немного торчат...
Он умолк и низко опустил голову. Когда он снова выпрямился, глаза его
со смущеньем и болью глядели на маленькую, странную жилку, бледноголубое
разветвление которой болезненно нарушало ясность почти прозрачного лба.
Чудак, поразительный чудак! Супруга господина Клетериана иногда .думала
о нем, потому что у нее было много времени для раздумья. То ли перестала
действовать перемена климата, то ли появилось какое-то новое вредное
влияние, - но здоровье ее ухудшилось, состояние дыхательного горла
оставляло желать лучшего, она чувствовала себя слабой, усталой, аппетит
пропал, ее часто лихорадило; доктор Леандер самым решительным образом
велел ей соблюдать полный покой и не волноваться. И вот, если ей не
приходилось прилечь, то она сидела в обществе советницы Шпатц, молчала и,
праздно положив рукоделье на колени, задумывалась.
Да, он заставлял ее задумываться, этот чудаковатый господин Шпинель, и
странно - не столько о нем, сколько о себе самой; каким-то образом он
вызвал в ней странное любопытство, неизвестный ей дотоле интерес к самой
себе. Однажды, среди разговора, он сказал:
"Загадочное все-таки существо женщина... как это ни старо, все равно
останавливаешься перед ним и только диву даешься. Вот перед тобой чудесное
создание, нимфа, цветок благоуханный, не существо, а мечта.
И что же она делает? Идет и отдается ярмарочному силачу или мяснику.
Потом является под руку с ним или даже склонив голову на его плечо и
глядит на всех с лукавой улыбкой, словно говоря: "Пожалуйста, удивляйтесь,
ломайте себе головы!" Вот мы их себе и ломаем..."
К этим словам не раз возвращались мысли супруги господина Клетериана.
В другой раз, к удивлению советницы Шпатц, между ними произошел
следующий разговор.
- Позвольте вас спросить, сударыня (может быть, это нескромно), как вас
зовут, как, собственно, ваша фамилия?
- Вы же знаете, что моя фамилия Клетериан, господин Шпинель! - Гм...
Это я знаю. Вернее - я это отрицаю. Я имею в виду вашу собственную, вашу
девичью фамилию. Будьте справедливы, сударыня, и согласитесь, что тот, кто
называет вас "госпожа Клетериан", заслуживает, чтобы его высекли.
Она так искренне рассмеялась, что голубая жилка до ужаса отчетливо