"Томас Манн. Тонио Креген (Новелла)" - читать интересную книгу автора

краской и всевозможными бутылочками, некрашеный етол, этюды без рам на
неоклеенных стенах, обветшавшую шелковую ширму неподалеку 6т дверей, за
которой виднелся изящно меблированный уголок - спальня и одновременно
гостиная, начатую картину на мольберте и смотревших на нее художницу и
писателя.
На вид ей, как и ее другу, было лет тридцать с небольшим. В темносинем,
перепачканном красками рабочем халате она сидела на низеньком стуле,
подперев кулачком подбородок. Ее каштановые, стянутые в тугой пучок и чуть
тронутые сединой волосы мягкими волнами ложились на виски, обрамляя
смуглое, бесконечно привлекательное лицо славянского типа, со вздернутым
носом, широкими скулами и маленькими черными сияющими глазами. Напряженно,
взволнованно и недоверчиво щурясь, она вглядывалась в свою работу.
Тонио стоял подле нее; правой рукой он уперся в бок, а левой - быстро
теребил свой каштановый ус. Его разлетные брови хмуро и нервно двигались;
по обыкновению, он тихо что-то насвистывал. Одет он был чрезвычайно
тщательно и солидно в превосходно сшитый костюм спокойного серого цвета.
Его изборожденный трудом и мыслью лоб, на который так просто и аккуратно
ложились расчесанные на пробор волосы, нервно подергивался, а типично
южные черты лица, со временем обострившиеся, казались высеченными резцом,
но его рот был нежно очерчен и мягко вылеплен подбородок... Точно
очнувшись, он провел рукой по лбу, по глазам и отвернулся.
- Не надо было мне приходить, - сказал он.
- Почему ж это, Тонио Крёгер?
- Я только что встал от работы, Лизавета, и в голове у меня как на этом
вот холсте: бледный контур, весь исчерканный поправками набросок и два-три
красочных пятна. Прихожу сюда - опять то же самое. Все конфликты и
противоречия, замучившие меня дома, я вижу и здесь, - добавил он и потянул
носом воздух. - Странная это штука! Если ты одержим какой-то мыслью, то
она подстерегает тебя на каждом шагу, даже в воздухе ты чуешь ее запах.
Фиксатив и аромат весны. Искусство, - так ведь? А что второе? Только не
говорите "природа", Лизавета; "природа" - не исчерпывающее понятие. Нет,
надо было мне идти гулять, хотя еще вопрос, лучше ли бы я себя
почувствовал. Пять минут назад уже около вашего дома я встретил коллегу,
новеллиста Адальберта. "Черт бы побрал ату весну, - заявил он своим
обычным агрессивным тоном. - Всегда она была и будет самым гнусным
временем года! Ну, скажите, Крёгер, приходит ли вам на ум хоть одна
разумная мысль, можно ли спокойно обдумать хоть одну деталь и учесть ее
воздействие, когда у вас непристойнейшим образом зудит что-то в крови и
вас одолевает, уйма всяких посторонних впечатлений, которые при ближайшем
рассмотрении оказываются ни на что не пригодной пошлятиной? Я лично сейчас
отправляюсь в кафе. Это, знаете ли, нейтральная зона, которую не
затрагивает смена времен года, отрешенная и, так сказать, возвышенная
сфера искусства, где тебя осеняют лишь значительные мысли..." И он
отправился в кафе; мне, наверно, следовало пойти вместе с ним.
Лизавета слушала и смеялась.
- Очень хорошо, Тонио Крёгер. "Непристойнейший зуд" - это очень хорошо.
И по-своему он прав, работа весной не слишком спорится. Ну, а сейчас вы
увидите, как я все-таки закончу одну деталь и "учту ее воздействие", как
сказал бы Адальберт. А потом мы перейдем в "гостиную" нить чай, и вы
сможете выговориться; я ведь вижу, что вам сегодня необходимо расстрелять