"Томас Манн. Хозяин и собака (Новелла)" - читать интересную книгу автора

благоприятная для жизни размеренной и собранной, для уединения и тихого
раздумья, так что город притягивает меня очень часто еще и вечером, и лишь
поздно, в первом часу ночи, последний трамвай по дороге в парк доставляет
меня на лредпоследнюю свою остановку, а не то я возвращаюсь еще позднее,
когда уже никакйе трамваи не ходят, возвращаюсь пешком навеселе, с
сигаретой в зубах, слишком возбужденный, чтобы чувствовать усталость, во
власти той фальшивой беззаботности, при которой море кажется по колено. И
вот тут-то мой собственный угол, моя подлинная мирная и тихая жизнь
предстает предо мной в образе Баушана и не только -не встречает меня
обидами и попреками, но с ликованием приветствует, безмерно радуется и
возвращает меня самому себе. В полной темноте, определяя дорогу по шуму
реки, я сворачиваю на нашу аллею и едва успеваю пройти несколько шагов,
как чувствую вокруг себя какую-то безмолвную возню и движение. Сперва я не
понимаю, что происходит. "Баушан?" - спрашиваю я, обращаясь в темноту...
Движение и возня усиливаются до предела, переходят в дикую, неистовую
пляску - и все это в полном безмолвии, и лишь только я останавливаюсь,
честные, хотя и очень мокрые и грязные лапы опускаются на отвороты моего
пальто, и у самого лица слышится такое отчаянное сопение и пыхтение, что я
поневоле откидываюсь назад, но все-таки ласково треплю намокшую под дождем
и снегом худенькую лопатку... Бедняга ходил меня встречать к трамваю;
хорошо -изучив все привычки и повадки непутевого своего хозяина, он,
когда; по его представлению, подошло время, побежал на трамвайную
остановку и ждал там меня - может быть, даже долго ждал, под дождем и
снегом, - но в радости, с которой он меня приветствует, когда я наконец
возвращаюсь, нет ни злобы, ни обиды на постыдное мое вероломство, а ведь я
сегодня покинул его на целый день, и он ждал и надеялся понапрасну. И
когда я треплю его по спине, и когда мы вместе идем к дому, я не перестаю
его хвалить. Я говорю Баушану, что он поступил прекрасно, и даю самые
торжественные обещания на завтрашний день, заверяя его (вернее, самого
себя), что уж завтра днем мы непременно и при любой погоде сходим с ним на
охоту, и от таких намерений мое светское настроение улетучивается, как
дым, ко мне возвращается обычная спокойная серьезность и ясность, а
представление о наших охотничьих угодьях и о благодатном их уединении
наводит меня на мысль о более высоких, сокровенных и святых обязанностях...
Но я хочу отметить еще некоторые черточки в характере Баушана, с тем
чтобы он как живой предстал перед взором благосклонного читателя. Быть
может, это всего лучше сделать, сравнив его с нашим безвременно погибшим
Перси, ибо вряд ли сыщешь внутри одной и той же родовой группы две столь
диаметрально противоположные натуры. Прежде всего следует иметь в виду,
что Баушан психически совершенно здоров, тогда как Перси, о чем вскользь
уже упоминалось и как нередко случается с собакамиаристократами, был от
рождения дурак и кретин, являя собой поучительный пример доведенной до
абсурда чистопородности. Об этом уже шла речь в более широкой связи. Здесь
достаточно противопоставить истинно народное здравомыслие, отличающее все
поведение и поступки Баушана, - например: когда я отправляюсь с ним на
прогулку или когда он встречает меня, эмоции его всегда протекают в рамках
обыкновенной и здоровой сердечности, без тени какой-либо истерии, меж тем
как Перси в аналогичных обстоятельствах подчас вел себя просто
возмутительно.
И все же различие двух этих существ не исчерпывается сказанным; в