"Томас Манн. Хозяин и собака (Новелла)" - читать интересную книгу автора

боль и тоску, какую никакими словами не передашь; меж тем чужая собака за
забором подымает свирепый лай, будто бы рьяно охраняя владения хозяев,
лай, который, однако, тоже нет-нет да и сбивается.на плаксиво-ревнивое и
жалобное повизгивание. Мы приближаемся, вот мы уже поравнялись с забором.
Чужая собака поджидает нас, она бранится и оплакивает свое бессилие,
кидается, как безумная, на забор, всем своим видом показывая (насколько
это серьезно, одному богу известно), что непременно разорвала бы Баушана в
клочья, если бы только ей -дали волю. Тем не менее Баушан, который
преспокойно мог бы остаться рядом со мной и пройти мимо, подходит к
забору; он не может иначе поступить, он сделал бы это, даже если бы я ему
запретил: пройти мимо - значило бы преступить какие-то внутренние законы,
куда более глубокие и нерушимые, чем мой запрет. Итак, он подходит к
забору и прежде вГсего со смиренным и невозмутимым видом совершает
жертвоприношение, которое, как ему известно по опыту, должно несколько
успокоить и хоть ненадолго умилостивить противника, - во всяком случае, на
то время, пока он в другом месте, пусть даже рыча и повизгивая, занят тем
же делом. Вслед за тем оба пса срываются с места и начинают гоняться вдоль
забора, один по одну, другой по другую сторону, не отставая друг от друга
ни на шаг и совершенно молча. В конце участка оба одновременно
поворачивают и мчатся обратно. И вдруг, на середине, останавливаются как
вкопанные, причем уже не боком к забору, а перпендикулярно к нему, и,
приставив нос к носу, замирают. Так стоят они довольно долго, чтобы затем
продолжать свое странное и ничем не оправданное соревнование в беге,
плечом к плечу, вдоль забора. Но вот наконец Баушан, пользуясь своей
свободой, удаляется. Какая ужасная минута для запертого пса! Он не может
этого вынести, усматривает беспримерную подлость в том, что другой вздумал
так вот, ни с того ни с сего, взять да уйти, он рвет и мечет, носится, как
безумный, взад и вперед, грозится перескочить через забор, чтобы
расправиться с изменщиком, и шлет ему вдогонку самую страшную ругань и
проклятия. Баушан все это слышит и, должно быть, болезненно переживает, о
чем свидетельствует его тихий и смущенный вид; но он не оглядывается и не
спеша трусит дальше, а оскорбительная брань за нами мало-помалу переходит
в повизгивание и затем смолкает.
Так примерно разыгрывается сцена, когда один из ее участников находится
взаперти. Однако напряжение достигает предела, когда оба пса на свободе и
встреча происходит в равных условиях; даже неприятно это описывать, ибо
нет ничего более каверзного, непонятного и удручающего.
Баушан, который только что беззаботно прыгал вокруг, начинает пятиться
Повизгивая и скуля, льнет ко мне, и, хотя я затрудняюсь сказать, какие
чувства выражают эти идущие из глубины души звуки, они настолько отличны
от всех других, что по ним я безошибочно угадываю приближение незнакомого
пса. Надо глядеть в оба: так и есть, вон он идет, и еще издали по его
нерешительному и напряженному поведению, ясно, что пес тоже заметил
Баушана. Мое замешательство, пожалуй, ничуть не меньше; я отнюдь не жажду
этого знакомства. "Пошел прочь! - говорю я Баушану, - Что ты вертишься под
ногами? Неужели вам нельзя договориться между собой где-нибудь в
сторонке?" И я тростью пытаюсь отогнать его, потому что если дело дойдет
до драки, что отнюдь не исключено, - неза- висимо от того, понимаю ли я ее
причины или нет, - то разыграется она у моих ног, причинив мне совершенно
излишние волнения. "Пошел прочь!" - тихо повторяю я. Но Баушан не идет, он