"Томас Манн. Марио и фокусник (Новелла)" - читать интересную книгу автора

рассказывать. Бесчисленные фотографии великой актрисы с сердечными
надписями и другие реликвии их прежней совместной жизни украшали стены и
этажерки гостиной г-жи Анджольери, и хотя было ясно, что этот культ ее
интересного прошлого в какой-то мере также призван увеличить
притягательную силу ее теперешнего предприятия, мы, следуя за ней по дому,
с удовольствием и участием слушали преподносимый на отрывистом и звучном
тосканском наречии рассказ о безграничной доброте, сердечной мудрости и
отзывчивости ее покойной хозяйки.
Туда-то мы и велели перенести наши вещи к огорчению служащих
"Гранд-отеля", по доброму итальянскому обыкновению очень любящих детей;
предоставленное нам помещение было изолированным и приятным, путь к морю,
по аллее молодых платанов, выходившей на приморский променад, близок и
удобен, столовая, где мадам Анджольери ежедневно в обед собственноручно
разливала суп, прохладна и опрятна, прислуга внимательна и любезна, стол
преотличный, мы даже встретили в пансионе знакомых из Вены, с которыми
после обеда можно было поболтать перед домом и которые, в свою очередь,
свели нас со своими друзьями, так что все могло бы быть прекрасно - мы
только радовались перемене жилья, и ничто, казалось, не мешало хорошему
отдыху.
И все-таки душевного покоя не было. Возможно, нас продолжала точить
вздорная причина нашего переезда - я лично должен признать, что с трудом
прихожу в равновесие, когда сталкиваюсь с такими общераспространенными
человеческими свойствами, как примитивное злоупотребление властью,
несправедливость, холуйская развращенность. Это чрезмерно долго занимает
меня, погружает в раздумье, раздражающее и бесплодное, потому что подобные
явления стали слишком уж привычными и обыденными. Притом у нас даже не
было ощущения, что мы рассорились с "Грандотелем". Дети по-прежнему
дружили с персоналом, коридорный чинил им игрушки, и время от времени мы
пили чай в саду гостиницы, иногда лицезрея там княгиню, которая, с чуть
тронутыми коралловой помадой губками, грациозно-твердым шагом появлялась,
чтобы взглянуть на своих вверенных англичанке дорогих крошек, и не
догадывалась о нашей опасной близости, так как нашему малышу при ее
появлении строго-настрого запрещалось даже откашливаться.
Надо ли говорить, что стояла ужасная жара? Жара была поистине
африканской: свирепая тирания солнца, стоило лишь оторваться от кромки
синей, цвета индиго, прохлады, была до того неумолимой, что сама мысль о
необходимости даже в одной пижаме пройти несколько шагов от пляжа к
обеденному столу вызывала вздох. Выносите ли вы жару? Особенно, когда она
стоит неделями? Конечно, это юг и, так сказать, классическая для юга
погода, климат, послуживший расцвету человеческой культуры, солнце Гомера
и прочее и прочее. Но спустя некоторое время, помимо воли, я уже склоняюсь
к тому, чтобы считать этот климат отупляющим.
День за днем все та же раскаленная пустота неба вскоре начинает меня
;угнетать, яркость красок, чрезмерно прямой и бесхитростный свет, хоть и
будят праздничное настроение, вселяют беззаботность и уверенность в своей
независимости от капризов и изменчивости погоды, однако, пусть вначале не
отдаешь себе в том отчета, иссушают, оставляют неудовлетворенными более
глубокие и непростые запросы нордической души, а со временем внушают даже
нечто вроде презрения. Вы правы, не случись этой глупой историйки с
коклюшем, я, наверное, воспринял бы все иначе: я был раздражен, возможно,