"Томас Манн. Прощальные письма европейских борцов Сопротивления" - читать интересную книгу автора

сравнению с тем, что мне пришлось вынести. Многие будут мне благодарны за
то, что я не назвал их имен. И теперь я могу гордиться собою, ибо я выстоял
и спас не одну жизнь". Затем подпись: "Ги Жак, до конца оставшийся
бельгийцем, умерший за родину". И словно потому, что героическое не может
обойтись без трогательно-смешного, - правдоподобия ради, и сам Толстой мог
бы украсить таким образом историю своего мученика,- юноша, уже подписавшись,
вновь берется за перо и настойчиво повторяет: "Еще одно последнее слово.
Хочу сказать вам, что, несмотря на многочисленные удары плетью, которыми
хотели заставить меня заговорить, я ни на кого не донес, никого не обвинил.
Много раз имел я возможность спасти свою жизнь. Но я предпочел смерть
измене. И вот я умираю как честный человек, гордый самим собою. Ги Жак".
Главным источником их стойкости является вера, которой они гордятся и
которая вовсе необязательно носит религиозный характер в собственном, узком
смысле слова. Некоторые из них набожны. Порою это полушутливая набожность, -
например, они обещают обеспечить своим родным "хорошее местечко на небесах".
Порою же они видят в религии и хорошее средство утешения для других, в
котором сами они не нуждаются, и советуют своим близким: "Молитесь за нас.
Это вам поможет". Автор одного письма просто и убежденно говорит о встрече
на небесах: "Nous nous retrouverons tous les quatre, bientot, au del"*.
Прекраснейшее свидетельство истинной христианско-католической веры дает нам
немец Герман Ланге, капеллан, в своем письме, посланном родителям перед
казнью: "Если вы спросите меня, каково мне сейчас, я смогу ответить только
так: во-первых, я радостно взволнован, во-вторых, я полон великого ожидания.
Отныне для меня не существует никаких горестей, никакой скорби земной, - "и
отрет господь бог слезы со всех лиц". Сколько утешения, сколько чудесной
силы проистекает из веры в Христа, в смерти своей опередившего нас. В него я
верил всегда, но сегодня вера эта стала еще крепче, и я не посрамлю себя...
Что может еще статься с сыном божьим, чего еще мне следует бояться?..
Глядите, смерть не может разорвать узы любви, нас соединяющие. Вы будете
вспоминать обо мне в молитвах своих, и никакие границы во времени и в
пространстве не помешают мне всегда быть с вами..."

* "Все четверо мы скоро встретимся на небесах" (франц.).
"Всегда быть с вами..." Эта мысль пронизывает и письма тех, кто
безразлично, либо вовсе отрицательно относится к религии и заявляет, как уже
упомянутая мною Фернанда, в свой последний час: "J'ai garde tou-jours mes
convictions, je suis toujours restee athee"*. Как ни странно это прозвучит,
создается впечатление, что именно те, кто не говорит о боге и загробной
жизни, находят наиболее высокие, задушевные и поэтичные слова для выражения
идеи посмертного существования. "Сегодня, в этот майский день, я умру. Нас
четверо в камере, и мы ждем часа прощания... Я буду с вами, буду среди вас,
вместе с вами буду сидеть на садовом скамейке, дух мой всегда будет с
вами... Вам буду я улыбаться с приходом утренней зари, вас буду целовать в
вечерние сумерки. Пусть, любовь, а не ненависть владеет миром... Я только
маленькая частица бытия, имя мое будет скоро забыто, но мысли, жизнь,
чувства, меня наполнявшие, будут продолжать жить. Ты будешь встречать их
повсюду - на деревьях весенней порою, в людях на пути твоем, в чьей-нибудь
мимолетной доброй улыбке. Ты встретишься с тем, что было для меня дорого, ты
будешь это любить и не забудешь меня". - "Я буду расти и зреть, буду жить в
вас, чьи сердца я завоевал, и вы тоже продолжите свою жизнь, ибо будете