"Анатолий Тимофеевич Марченко. Третьего не дано (Советский военный роман) " - читать интересную книгу автора

акцентом. - Решать нужно мгновенно. Промедление смерти подобно. Помнишь,
Ильич говорил? Но учти: мгновенно - не значит ошибочно. Мозг заставляй
работать, мозг! Великая мудрость нужна чекисту, величайшая! Поваришься в
нашем котле, пойметь. Пока - главное. Врагу - никакой пощады! Но карать не
вслепую. Феликс Эдмундович требует: законность и еще раз законность. Будут
над тобой измываться на допросе, а ты нервы в кулак - и никаких эмоций!
Феликс Эдмундович говорит: если во время обыска чекиста одолеет жажда, то
даже пить не надо просить у обыскиваемого. Пойди в другую квартиру, там
попроси. Но чтобы пикто и никогда ни в чем не смел попрекнуть чекиста. Это
я к вопросу о законности говорю, понял? - Петере отошел к столу, хотел
продолжать, но вдруг резко прочертил воздух крепкой, как клинок, ладонью:
- Всего сразу не скажешь. Учись сам - на ечету каждая секунда, да и нянек
у нас нет.
- Няньки не потребуются! - заверил Мишель.


2


Окрыленный, с маузером в деревянной кобуре, выданным по распоряжению
Петерса, Мишель прибежал на Малую Дмитровку. Подъезд "дома анархии" был
разрушен артиллерийским снарядом, стены исхлестаны пулями.
Мишель предъявил мандат часовому, стоявшему в воротах.
- Приутихли малость, - часовой ткнул оттопыренным большим пальцем в
подъезд. - А то сладу не было:
"Долой диктатуру!", хоть свинцом глотки заливай.
В вестибюле Мишель нашел Калугина. Тот встретил его, будто они были
знакомы много лет кряду:
- Пора приниматься за этих пиратов, морского ежа им в глотку!
- А где они? - с нескрываемым любопытством спросил Мишель.
- На втором этаже. Один было из окна сиганул.
- Скрылся?
- Скроешься! - усмехнулся Калугин. - Он заговорил по-деловому,
спокойно: - Думаю так. Арестованных двадцать три экземпляра. Остальные
отправлены в Кремль.
Больше половины возьму на себя. Комнаты подобрал потеплее, с целыми
окнами. Тебе задача ясна? Главное - ты с ними посмелее. А если что -
свистать всех наверх, немедленно приду на помощь.
- Можно взглянуть на них?
- Взгляни, взгляни, - Калугин тщетно старался изобразить на лице
суровость. - Натуральный ноев ковчег.
Подниматься по лестнице, ведущей на второй этаж, было не так-то просто:
на ступеньках валялись груды стреляных гильз, пустые бутылки, куски
штукатурки.
- Тешили себя: устоим! - презрительно сказал Калугин. Помолчав, жестко
добавил, словно зачитывая приговор: - Против нас не устоишь - отныне и во
веки веков!
Мишель с уважением взглянул на него, пытался чтото сказать, но Калугин
нахмурился, пошел отмахивать через две ступени, поскрипывая кожей галифе.
Он подвел Мишеля к двери, легко, как игрушечную, распахнул ее и произнес