"Юлий Марголин. Путешествие в страну Зе-Ка (Мемуары)" - читать интересную книгу автора

чем между миллионером и чистильщиком сапог в Нью-Йорке.
Все перечисленные здания находятся на косогоре и не занимают много места.
Остальная территория лагеря - топкая болотная низина, откуда тянет гнилью
и слышно, как стонут жабы. Никто туда не ходит, кроме дневальных, берущих
воду из низкого колодца багром с привязанным протекающим ведр Кругом
колодца разлита большая лужа. Летом после дождя, а весной и осенью
постоянно, вся эта часть лагеря представляет собой непролазное болото. В
грязи тонет и улица.
Несколько лет тому назад на месте лагеря был лес. Заключенные выкорчевали
его, но до сих пор весь лагерь полон выбоин, ям, пней, а выкорчеванные
огромные корни валяются всюду, как чудовищные осьминоги или мертвые пауки,
подняв к небу искривленные деревянные щупальцы. В ненастный осенний день
эти корни, вывернутые, вырванные и брошенные на дороге, придают лагерю вид
судорожного и немого отчаяния, и чем-то напоминают те живые существа,
которые копошатся среди них. А рядом уходят в землю пни, и, кажется, их
корни под землей еще продолжают видеть свой сон о высокой вершине и живой
зелени, как человек с отрезанной ногой еще чувствует дрожь в
несуществующих пальцах.
Не всегда было так хорошо и благоустроено на 48 квадрате. Старожилы позже
рассказали западникам, как построили этот лагерь. Заключенные своими
руками построили для себя места своего заключения. В 1937 году, когда
миллионная волна заключенных хлынула на север, еще ничего не было на этом
месте. В суровую зиму люди жили в палатках в лесу, ночевали у костра в
снегу, не имели ни еды, ни лекарств. Те, кто пришли сюда первыми, положили
здесь свои кости. "48-ой квадрат", как и другие лагеря, стоит на костях
человеческих. Люди здесь замерзали и погибали от голода. Было время, когда
за 100 метров нельзя было пронести хлеба для раздачи людям иначе, как под
охраной вооруженных охранников. Грузины и казахи, люди знойного юга,
вымерли здесь в течение одной зимы наполовину. Из партии в 500 человек
осталось 250. Тот, кто рассказывал мне об этом - грузин из-под Батума и не
старый человек - был после трех лет в ББК тоже конченным человеком -
бессильным и осужденным на смерть инвалидом. Не 50, а все 100 процентов из
его партии погибли в онежских лесах. Мы, поляки, прибыли уже на готовое, и
люди нас кругом поздравляли с удачей: "ваше счастье, что в 1940 году, а не
в 37-ом, или 33- ем".
На безымянные могилы заключенных не придут их родные и близкие. Семьям
погибших не сообщается об их смерти, и только многолетнее молчание служит
знаком, что человек погиб в лагере. Пока люди живут, они пишут. В так
называемые "открытые" лагеря можно не только писать, но и получать письма
оттуда. Можно, в особых случаях и после долгих хлопот, даже получить
свидание с заключенным. Можно писать раз в месяц или раз в три месяца,
хотя эти ограничения не в каждом лагере соблюдаются одинаково. На далеком
севере, в Заполярьи и в Арктической зоне, лежат "закрытые" лагеря. Туда
направляются особо "опасные" элементы. Люди, находящиеся там, не имеют ни
права переписки, ни права свидания с родными. Кто попадает туда, заживо
похоронен и никогда уже не вернется в круг живых. Если это маленькие люди,
их скоро забудут. Если люди с именем - будут думать, что они умерли -
неизвестно только, в котором году.
Отсидев свои 5, 8, 10 лет, заключенный не получает разрешения вернуться на
прежнее место жительства. Чаще всего он остается на месте. Тут его знают,