"Габриэль Гарсия Маркес. Сто лет одиночества (роман)" - читать интересную книгу автора

позволял ей ставить ему банки и горчичники. Но к тому времени,
когда Урсула начала приходить под каштан со своими горестями,
он уже потерял всякую связь с действительностью. Он сидел на
своей скамеечке, а Урсула по частям мыла его и рассказывала о
семейных делах. "Аурелиано вот уже больше четырех месяцев, как
ушел на войну, и мы о нем ничего не знаем, - говорила она,
растирая мужу спину намыленной тряпкой. - Хосе Аркадио
вернулся, он выше тебя ростом и весь расшит крестиком, да
только от него нашему дому ничего, кроме стыда, нет". Ей
показалось, что плохие новости огорчают мужа. И тогда она
начала обманывать его. "Наболтала я тут, не верь ты мне, -
говорила она, посыпая золой его экскременты и собирая их затем
на лопату. - Богу было угодно, чтобы Хосе Аркадио и Ребека
поженились, и теперь они очень счастливы". Она научилась лгать
совсем правдоподобно и в конце концов сама стала находить
утешение в своих вымыслах. "Аркадио уже серьезный и очень
смелый мужчина, - говорила она. - И такой бравый в своем
мундире, да еще при сабле". Это было все равно что
разговаривать с мертвецом, ведь Хосе Аркадио Буэндиа уже ничто
не радовало и не печалило. Но Урсула продолжала беседовать с
мужем. Видя, какой он кроткий, ко всему безразличный, она
решила отвязать его. Освобожденный от веревок, он даже не
сдвинулся со своей скамеечки. Так и сидел под солнцем и дождем,
будто веревки не имели никакого значения, потому что сила более
могущественная, чем любые видимые глазу путы, держала его
привязанным к стволу каштана. В августе, когда всем уже начало
казаться, что зима будет тянуться вечно, Урсула смогла наконец
сообщить мужу известие, которое считала правдой.
- Счастье за нами так по пятам и ходит, - сказана она.
- Амаранта и итальянец, тот, что с пианолой возился, скоро
поженятся. Дружеские отношения между Амарантой и Пьетро Креспи
действительно очень продвинулись вперед, поощряемые доверием
Урсулы, которая на этот раз не сочла нужным присутствовать при
визитах итальянца. Жениховство было окрашено в цвета сумерек.
Пьетро Креспи являлся по вечерам, с гарденией в петлице, и
переводил Амаранте сонеты Петрарки. Они сидели в наполненной
запахами роз и душицы галерее до тех пор, пока москиты не
вынуждали их искать спасения в гостиной: он читал, она плела
кружево на коклюшках, и оба были глубоко безразличны к
неожиданностям и превратностям войны. Чувствительность
Амаранты, ее сдержанная, но обволакивающая нежность словно
паутина оплетали жениха, и всякий раз в восемь часов,
поднимаясь, чтобы уйти, он должен был буквально отдирать от
себя эти невидимые нити. Вместе с Амарантой он составил
замечательный альбом открыток, полученных из Италии. На каждой
такой открытке имелась влюбленная пара в укромном уголке среди
зелени парка и виньетка - сердце, пронзенное стрелой, или
позолоченная лента, концы которой держат в клювах два голубка.
"Я знаю этот парк во Флоренции, - говорил Пьетро Креспи,
перебирая открытки. - Стоит вытянуть руку, и птицы уже летят