"Габриэль Гарсия Маркес. История одной смерти, о которой все знали заранее (Повесть)" - читать интересную книгу автора

запомнилось, как прелестны были сестры Байардо Сан Романа в бархатных
платьях с огромными, как у бабочек, крыльями, приколотыми на спине
золотыми булавками: они привлекали гораздо больше внимания, чем их отец,
генерал, весь, точно в латах, в военных медалях и с пышным плюмажем.
Многим запомнилось, как я, разгулявшись, предложил Мерседес Барче, только
что окончившей начальную школу, выйти за меня замуж, что она мне
припомнила, когда четырнадцать лет спустя мы поженились. У меня же в
голове крепче всего и на долгие годы застряло, как в то недоброй памяти
воскресенье старый Понсио Викарио сидел на табурете один, посреди двора.
Его посадили туда, считая, видно, что это - почетное место, и гости
спотыкались об него, путали его с кем-то другим и все время передвигали
туда-сюда, чтобы он не мешался на дороге, а он с неприкаянным видом, какой
бывает у недавно ослепших, кивал во все стороны белоснежной головой,
отвечая на вопросы, которые задавали не ему, и на приветствия, летевшие
другим; сидел посредине двора забытый-заброшенный, в деревянной от
крахмала рубашке и с палкой из гуайяканы в руках, - то и другое ему купили
ради праздника.
Торжественная часть закончилась в шесть вечера, когда распрощались и ушли
почетные гости.
Пароход отбыл, сверкая всеми огнями, и звуки вальсов, которые наигрывала
пианола, уплывали за ним; на минуту мы задрейфовали над пропастью
неуверенности, но потом взглянули друг другу в глаза, узнали друг друга и
закрутились в водовороте гулянья. Новобрачные вернулись немного погодя в
открытом автомобиле, с великим трудом пробираясь сквозь толпу. Байардо Сан
Роман выстрелил из ракетницы, хлебнул водки из бутылок - они тянулись к
нему со всех сторон, - вылез с Анхелой Викарио из автомобиля и вошел в
круг, танцевавший кумбию. Под конец он велел плясать всем до последнего
вздоха, коль уж заплачено, а сам повел свою до смерти перепуганную жену в
дом ее мечтаний, где вдовец Ксиус когда-то был счастлив.
К полуночи гулянье распалось на группки, открытой оставалась только лавка
Клотильде Арменты на краю площади. Мы с Сантьяго Насаром, моим братом
Луисом Энрике и Кристо Бедойей отправились в милосердное заведение Марии
Алехандрины Сервантес. Туда же, как и многие, пришли братья Викарио, они
пили за одним столом с нами и пели вместе с Сантьяго Насаром, за пять
часов до того, как его убить. Очаги веселья, должно быть, еще догорали
кое-где, потому что до нас то и дело долетали всплески музыки и споров, но
с каждым разом они звучали все печальнее и окончательно смолкли лишь
незадолго до того, как заревел епископский пароход.
Пура Викарио рассказала моей матери, что она легла в одиннадцать, после
того как старшие дочери помогли ей немного привести в порядок дом после
свадебного разгрома. Часов около десяти, когда во дворе еще пели несколько
загулявших гостей, Анхела Викарио прислала за чемоданчиком с туалетными
принадлежностями, который стоял у нее в гардеробе, в спальне, и Пура
Викарио хотела отослать ей еще чемодан с повседневной одеждой, но
посыльный очень торопился. Она спала крепким сном, когда в дверь
постучали. "Три раза, не спеша, один за другим, - рассказала она моей
матери, - странный стук - как с дурными вестями". Не зажигая света, она
открыла дверь и в отсвете уличного фонаря увидела Байардо Сан Романа, в
незастегнутой шелковой рубахе и брюках на подтяжках. "А сам зеленый, будто
во сне привиделся", - рассказывала Пура Викарио моей матери. Анхела