"Габриэль Гарсия Маркес. История одной смерти, о которой все знали заранее (Повесть)" - читать интересную книгу автора

он выглядел счастливым и при отце, который умер внезапно три года назад и,
оставшись вдвоем с матерью, выглядел счастливым до того самого
понедельника, до своего смертного часа. От матери он унаследовал инстинкт.
А у отца с самого детства обучился владению огнестрельным оружием, любви к
лошадям и выучке ловчей птицы; у него же он научился и здравому искусству
сочетать храбрость с осторожностью. Между собой отец с сыном говорили
по-арабски, но не в присутствии Пласиды Линеро, чтобы она не чувствовала
себя обделенной. В городке их никогда не видели с оружием, и только один
раз, на благотворительный базар, принесли они своих обученных соколов -
показать, что такое соколиная охота. Из-за смерти отца ему пришлось,
окончив школу, заняться принадлежащей семье фермой. Сантьяго Насар по
натуре был веселым и миролюбивым человеком с легким характером.
В то утро, когда его собирались убить, мать, увидев на нем белый костюм,
подумала, что он перепутал день. "Я напомнила ему, что был понедельник", -
сказала она мне. Но он объяснил, что праздничный наряд - на тот случай,
если посчастливится поцеловать епископский перстень. Она не выказала
никакого интереса.
- Да он и с корабля не сойдет, - сказала она. - Благословит издали, для
проформы, как всегда, и уплывет своей дорогой. Он этот город ненавидит.
Сантьяго Насар знал, что это правда, но торжественность церковных обрядов
завораживала его так, что он не мог устоять. "Это как кино", - сказал он
мне однажды. Его мать во всем этом деле с епископом волновало только одно
- чтобы сын не промок под дождем, ночью сквозь сон она слышала, как он
чихал. Она посоветовала ему взять зонт, но он только махнул ей рукой на
прощанье и вышел из комнаты. Она видела его в последний раз.
Виктория Гусман, кухарка, совершенно уверена, что в тот день никакого
дождя не было, как не было его весь февраль. "Наоборот, - сказала она,
когда я пришел к ней незадолго до ее смерти. - По утрам солнце пекло
жарче, чем в августе". Она разделывала к обеду трех кроликов, вокруг
ждали, жадно дыша, псы, и тут Сантьяго Насар вошел в кухню. "Лицо по утрам
у него всегда было будто ночь не спавши", - вспоминала безо всякой к нему
любви Виктория Гусман. Дивина Флор, ее дочь, едва начавшая созревать,
подала Сантьяго Насару пиалу с круто заваренным кофе, плеснув туда
тростниковой водки, как всегда по понедельникам, - помочь ему одолеть
перегрузки минувшей ночи. Огромная кухня, заполненная шепотом огня и
спящими на нашестах курами, дышала тайной. Сантьяго Насар разжевал еще
одну таблетку аспирина и стал пить долгими глотками кофе; он сидел, не
сводя глаз с двух женщин, потрошивших у очага кроликов, и не спеша думал.
Несмотря на годы, Виктория Гусман замечательно сохранилась. Девочка, пока
еще дичок, была подавлена готовыми вот-вот брызнуть жизненными соками.
Когда она подошла убрать пустую пиалу, Сантьяго Насар схватил ее за
запястье.
- Самая пора тебя объезжать, - сказал он. Виктория Гусман показала ему
окровавленный нож.
- Пусти ее, хозяин, - приказала она серьезно. - Пока я жива, этой воды ты
не напьешься.
Ее саму, еще девочку, совратил Ибрагим Насар. Несколько лет он тайком
любился с ней в стойлах на ферме, а когда страсть прошла, привел прислугой
к себе в дом. Дивина Флор, ее дочь от появившегося позднее мужа, считалась
предназначенной для тайного ложа Сантьяго Насара, и эта мысль до времени