"Габриэль Гарсия Маркес. История одной смерти, о которой все знали заранее (Повесть)" - читать интересную книгу автора

томила ее и не давала покоя. "Другого, как он, не рождалось на свет", -
сказала мне Дивина Флор, теперь толстая и увядшая, окруженная детьми,
появившимися от других привязанностей. "Вылитый отец, - возразила ей
Виктория Гусман. - Такое же дерьмо". И снова не удержалась от удивления
при воспоминании о том, как ужаснулся Сантьяго Насар, когда она вырвала
внутренности у кролика и швырнула псам еще дымящиеся потроха.
- Какая ты жестокая, - сказал он ей. - А если б это был человек...
Виктории Гусман потребовалось почти двадцать лет, чтобы понять, как это
мужчина, привыкший убивать беззащитных животных, мог вдруг так ужаснуться.
"Святой Боже, - воскликнула она испуганно, - да это же было откровение!"
Однако в утро преступления у нее накопилось столько застарелой злобы, что
она не остановилась, а продолжала скармливать псам кроличьи потроха только
затем, чтобы испортить завтрак Сантьяго Насару. Вот так все было, когда
городок проснулся от зычного рева парохода, на котором прибыл епископ.
Дом Насаров прежде был двухэтажным складом со стенами из неструганых досок
и двускатной цинковой крышей, на которой стервятники вечно караулили
портовые отбросы. Склад строился в те времена, когда река была столь
услужлива, что многие морские баркасы и даже некоторые корабли с глубокой
осадкой добирались через илистые заводи к самым его дверям. Когда после
окончания гражданских войн Ибрагим Насар вместе с последними арабами
пришел в наш городок, морские корабли из-за перемен в течении реки к
складу уже не подплывали, и им перестали пользоваться. Ибрагим Насар купил
склад по бросовой цене, чтобы устроить в нем лавку заморских товаров, да
так и не устроил и, лишь собравшись жениться, превратил его в жилой дом.
На первом этаже он сделал залу, которая годилась для чего угодно, а в
глубине оборудовал стойла для четырех лошадей, туалетные комнаты и кухню,
как на ферме, с окнами на порт, через которые в дом входило зловоние
портовых вод. Единственным, что осталось в зале от старого, была
корабельная винтовая лестница, уцелевшая, должно быть, от какого-то
кораблекрушения. На втором этаже, где раньше находилась контора таможни,
он сделал две просторные спальни и пять закутков для многочисленных детей,
которыми собирался обзавестись, там же он пристроил и деревянный балкон,
прямо над миндальными деревьями площади; на этот балкон Паласида Линеро
выходила мартовскими вечерами посидеть-утешиться в своем одиночестве.
Старую дверь на фасаде он оставил и пробил два широких, украшенных резьбою
одностворчатых окна. Сохранил он и заднюю дверь, только сделал ее повыше,
чтобы можно было въезжать верхом, приспособил под службы и часть старого
мола. Задней дверью пользовались чаще всего не только потому, что через
нее удобнее было добираться к стойлам и в кухню, но через эту дверь можно
было сразу, минуя площадь, попасть на улицу, ведущую к новому порту.
Передняя дверь, за исключением праздничных дней, всегда оставалась
запертой на ключ и на засов. И тем не менее именно у парадной, а не у
задней двери поджидали Сантьяго Насара люди, собиравшиеся его убивать, и
через парадную дверь вышел он встречать епископа, несмотря на то, что в
порт из-за этого ему пришлось идти кружным путем.
Никто не мог объяснить сразу столько роковых совпадений. Следователь,
прибывший из Риоачи, должно быть, чувствовал их, хотя и не решился
признать, так как в материалах дела явно проступает стремление дать им
рациональное объяснение. Дверь, выходящая на площадь, несколько раз
упоминается под душещипательным названием "роковая дверь". Единственное