"Габриэль Гарсия Маркес. Невероятная и печальная история о простодушной Эрендире и ее бессердечной бабушке" - читать интересную книгу автора

пароходов, бравших курс на остров Аруба.
Эрендира спала, прикованная к кровати, сохраняя позу утопленника,
увлекаемого течением. Улисс долго смотрел на нее, не будя, но так
пристально, что Эрендира проснулась. Тогда они стали целоваться в темноте,
неторопливо лаская друг друга, раздеваясь до изнеможения медленно - и все
это с молчаливой нежностью и затаенным счастьем, более чем когда-либо
похожими на любовь.
В другом углу шатра спящая бабушка, величественно перевернувшись на
другой бок, начала бредить.
- Это случилось, когда прибыло греческое судно, - сказала она.
- Судно с экипажем безумцев, которые делали женщин счастливыми и
платили им не деньгами, нет, а живыми губками, которые разгуливали по
домам, стонали, как больные, и заставляли плакать детей, чтобы пить их
слезы.
Вся содрогнувшись, она приподнялась и села.
- И тогда появился он, - вскричала бабушка, - мое божество; он был
сильнее и больше - настоящий мужчина по сравнению с Амадисом.
Улисс, не обращавший поначалу на этот бред никакого внимания, увидев,
что бабушка села, попытался спрятаться. Эрендира успокоила его.
- Не бойся, - сказала она. - В этом месте она всегда садится, но
никогда не просыпается.
Улисс положил голову ей на плечо.
- В этот вечер я пела с моряками, и вдруг мне показалось, что началось
землетрясение, - продолжала бабушка. - Наверное, и все так решили, потому
что убежали, крича и умирая со смеху, а под навесом из астромелий остался
он один. Я помню (так ясно, будто это было вчера), что я пела песню,
которую все тогда пели. Даже попугаи в патио.
И ни с того ни с сего, так, как поют только во сне, она пропела эти
горькие для нес строки:
Господи, Господи, верни мне невинность, чтоб насладиться его любовью,
как в первый раз.
И только тут Улисс заинтересовался бабушкиными печалями.
- Он стоял там, - рассказывала бабушка, - с попугаем на плече, с
мушкетом для защиты от людоедов, совсем как Гуатарраль, прибывший в
Гвиану, и я почувствовала дыхание смерти, когда он встал передо мной и
сказал: "Тысячу раз я объехал свет и видел всех женщин всех народов и
потому с полным правом говорю теперь, что ты самая гордая и самая
покорная, самая прекрасная на земле".
Бабушка снова легла и заплакала, уткнувшись в подушку. Улисс и Эрендира
долгое время молчали, убаюканные сверхмощным дыханием спящей старухи. И
вдруг Эрендира - голос ее даже не дрогнул - спросила:
- А ты бы смог ее убить?
Застигнутый врасплох, Улисс растерялся.
- Не знаю,- сказал он. - А ты бы смогла?
- Я не могу,- ответила Эрендира.- Она моя бабушка.
Тогда Улисс еще раз оглядел огромное спящее тело, как бы прикидывая,
сколько в нем жизни, и сказал решительно:
- Для тебя я готов на все.
Улисс купил фунт крысиного яда, смешал его со взбитыми сливками и
малиновым вареньем и, вынув из пирога безобидную начинку, пропитал его