"Габриэль Гарсия Маркес. Невероятная и печальная история о простодушной Эрендире и ее бессердечной бабушке" - читать интересную книгу автора

глаза, а слова "О, королева! О, королева!" он произнес не губами, а
перерезанным горлом.
Улисс, испуганный чудовищным воспоминанием бабушки, схватил Эрендиру за
руку.
- Старая убийца! - воскликнул он.
Эрендира не обратила на него внимания, потому что в этот момент начало
светать. Часы пробили пять.
- Уходи, - сказала Эрендира. - Сейчас она проснется.
- Как слону дробина! - воскликнул Улисс. - Не может быть!
Эрендира пронзила его уничтожающим взглядом.
- Просто, - сказала она, - ты даже убить никого не способен.
Жестокость упрека настолько потрясла Улисса, что он тут же покинул
шатер. Эрендира, полная тайной ненависти и неудовлетворенного бешенства,
не отрываясь глядела на спящую бабушку, а снаружи поднималось солнце, и
птицы будили рассветный воздух. Тут бабушка открыла глаза и, безмятежно
улыбаясь, посмотрела на Эрендиру:
- Храпи тебя Бог, дочка.
Единственной заметной переменой был беспорядок, замешавшийся в
привычный режим: в среду бабушке захотелось надеть воскресное платье; она
решила, что Эрендира должна принимать первого клиента не раньше
одиннадцати; она попросила покрасить ей ногти в гранатовый цвет и сделать
прическу, как у епископа.
- Никогда мне так не хотелось сфотографироваться, - восклицала она.
Эрендира стала ее причесывать и вдруг увидела, что между зубьев гребня
застрял пучок волос. Перепугавшись, она показала его бабушке. Бабушка,
внимательно его рассмотрев, дернула себя за полосы, и в руках у нее
осталась целая прядь. Она бросила ее на пол, дернула снова и вырвала клок
волос еще больших размеров. Тогда, умирая со смеху, она принялась рвать на
себе волосы обеими руками, с непостижимым ликованием бросая их в воздух
целыми пригоршнями до тех пор, пока голова ее не стала гладкой, как
очищенный кокос.
От Улисса вестей не было, но две недели спустя, выйдя из шатра,
Эрендира услышала крик совы. Бабушка играла на пианино и была настолько
погружена в свою тоску, что не замечала происходящего. На голове ее
красовался парик из переливающихся перьев.
Эрендира поспешила на зов и только тут заметила бикфордов шнур, один
конец которого был подведен к пианино, а другой, уходивший в заросли
кустарника, терялся в темноте. Она примчалась в то место, где прятался
Улисс, и оба, притаившись за кустами, следили с замиранием сердца, как
голубой язычок пламени бежит по шнуру, пересекает темноту и скрывается в
шатре.
- Заткни уши, - сказал Улисс.
Они одновременно заткнули уши, но зря - взрыва не было.
Ярчайшая вспышка осветила изнутри шатер, который в полной тишине
разлетелся на куски и исчез в дымном вихре отсыревшего пороха. Когда
Эрендира, в полной уверенности, что бабушка мертва, все же решилась войти,
она увидела, что, несмотря на опаленный парик и обгоревшие лохмотья,
бабушка, более чем когда-либо полная энергии, пытается потушить огонь
одеялом.
Улисс скрылся, воспользовавшись переполохом среди индейцев, сбитых с