"Габриэль Гарсия Маркес. Статьи" - читать интересную книгу автора

здания - те же самые украинские домишки, увеличенные до титанических
размеров. Будто кто-то отпустил каменщикам столько пространства, денег и
времени, сколько им надо, чтобы воплотить обуревающий их пафос
украшательства. В самом центре встречаются провинциальные дворики - здесь
сохнет на проволоке белье, а женщины кормят грудью детей. Но и эти сельские
уголки имеют иные пропорции. Скромный московский трехэтажный дом по высоте
равен общественному пятиэтажному зданию в западном городе и несомненно
дороже, внушительней и нарядней. Некоторые из них кажутся просто вышитыми
на машинке. Мрамор не оставляет места стеклу, почти не заметно торговой
жизни, редкие витрины государственных магазинов - скудные и незамысловатые
- подавляет кондитерская архитектура. По обширным пространствам,
предназначенным для пешеходов, медленно движется, словно низвергающий поток
лавы, все сметающая на пути толпа. Я испытал не поддающееся определению
чувство - как если бы впервые очутился на луне, - когда автомобиль, что вез
меня в гостиницу, на свой страх и риск двинулся по нескончаемой улице
Горького. Я решил, что для заполнения Москвы необходимо по меньшей мере 20
млн. человек, переводчик же сдержанно уверил меня, что в Москве только 5
млн. и самая сложная городская проблема - это нехватка жилья.
Здесь нет обычных улиц. Есть единая система проспектов, которые
сходятся к географическому, политическому и сентиментальному центру города
- к Красной площади. Транспорт - без велосипедов - пестрый и невероятный.
Кадиллак новейшей марки уругвайского посла - у посла США машина старой
модели - разительно отличается от русских автомобилей нейтральных цветов,
скопированных с американских послевоенных моделей, - русские водят их,
будто правят лошадиной упряжкой; должно быть, это традиция езды на тройке.
Ровными шеренгами катят они по одной стороне проспекта, подскакивая и на
большой скорости, с окраин в сторону центра, внезапно останавливаются,
разворачиваются вокруг светофора и несутся во весь опор, словно закусивший
удила конь, по другой стороне в обратном направлении. Если вам необходимо
попасть на радиальное направление, надо доехать до центра. Лишь когда нам
объяснили организацию движения, мы поняли, почему до любого места нужно
добираться целый час.
Порой приходится проехать километр, чтобы развернуть автомобиль и
очутиться у тротуара с противоположной стороны.
Уличная толпа - самая плотная в Европе - на вид вовсе не встревожена
явным отсутствием соразмерности. На железнодорожном вокзале мы увидели
массу людей, ведущих, несмотря на фестиваль, обычную жизнь. Ожидая, когда
откроют выход на платформы, они теснились за барьером с тяжелым и
незамутненным спокойствием. Исчезновение классов - впечатляющая
очевидность: все одинаковы, все в старой и плохо сшитой одежде и дурной
обуви. Они не спешат и не суетятся, и кажется, все их время уходит на то,
чтобы жить. Это такая же непробиваемая добродушная и здоровая толпа, как в
деревне, только увеличенная до колоссальных размеров. "С тех пор, как я
приехал в Москву, - сказал мне один англичанин, - не могу отделаться от
впечатления, что я смотрю в лупу". Только когда разговариваешь с
москвичами, обнаруживаешь, что эта вязкая масса состоит из мужчин, женщин и
детей и каждый из них отличен от других и своеобычен.
Портреты гигантских размеров придуманы вовсе не Сталиным. Это нечто,
издавна укоренившееся в сознании русских: чувство чрезмерности. За неделю в
Москву съехалось 92 тысячи человек, как иностранцев, так и советских