"Габриэль Гарсиа Маркес. Десять дней в море без еды и воды" - читать интересную книгу автора

зависеть от времени. Когда я больше не смог бороться с собой и снова достал
их, стрелки показывали без двадцати девять. Есть и пить еще не хотелось. Я
не сомневался, что продержусь до завтра, пока не прилетят самолеты. Но
боялся, что часы сведут меня с ума. В тоске я снял их с запястья, собираясь
опять положить в карман... потом подумал, что лучше бросить их в море...
Меня охватили сомнения. Как поступить? Но затем стало страшно, ведь без
часов я буду один как перст. Я вновь нацепил их на руку и продолжал то и
дело поглядывать на циферблат так же упорно, как днем глядел на горизонт в
ожидании самолетов, пока не заболели глаза.
После полуночи мне захотелось заплакать. Я ни на миг не сомкнул глаз,
даже не пытаясь заснуть. С той же надеждой, с какой я ждал появления
самолетов, теперь, на рассвете, я пытался различить огни кораблей.
Битый час я пожирал глазами море, спокойное, бескрайнее, молчаливое...
Но никаких огней, кроме, так сказать, "небесных лампад", не увидел. На
рассвете совсем похолодало, и мне мерещилось, будто тело мое излучает
сияние, поскольку накопившаяся во мне за день солнечная энергия вырывается
наружу. На холоде обожженная кожа горела еще яростней. После полуночи у меня
опять заболело правое колено, и я физически ощущал, что промок до костей. Но
все эти ощущения были притупленными. Я думал не столько о себе, сколько о
кораблях. А еще думал, что, стоит мне в этом безбрежном царстве одиночества,
в этом глухо рокочущем море увидеть хоть один огонек корабля, я издам вопль,
который будет слышен за тридевять земель.

* Свет наш насущный

Рассвело гораздо быстрее, чем бывает на суше. Небо побледнело, звезды
понемногу исчезали, а я все переводил глаза с часов на горизонт.
Обрисовались контуры моря. Прошло двенадцать часов, но мне не верилось. Не
верилось, что ночь равна дню. Проведите ночь в море, сидя на плоту и
поминутно глядя на часы, и вы поймете, что ночь неизмеримо длиннее дня. А
когда наконец начнет светать, вы будете настолько измотаны, что даже не
заметите рассвета.
Именно это произошло со мной в первую ночь на плоту. Когда забрезжил
рассвет, мне уже на все было наплевать. Я не думал ни о воде, ни о пище. Не
думал ни о чем, пока ветер не потеплел, а море не стало шелковым и
золотистым. За всю ночь я ни на миг не сомкнул глаз, но тут как бы внезапно
проснулся. Когда я лег, растянувшись на плоту, кости у меня ломило. Кожа
горела. Но день был теплый и ясный, и на ярком свету, под шелест
поднимавшегося ветра, я ощутил прилив новых сил. Я снова мог ждать. И у меня
возникло чувство, что я совсем не одинок. Впервые за двадцать лет моей жизни
я был совершенно счастлив.
Плот, как и прежде, плыл куда-то вперед. Впрочем, я не мог определить,
насколько он продвинулся за ночь, ведь панорама вокруг не менялась, словно
плот болтался на одном месте. В семь утра я вспомнил про эсминец. Там в это
время завтракали. Я представлял, как мои товарищи сидят за столом и едят
яблоки. Потом им подадут яйца. Потом мясо. Потом хлеб и кофе с молоком. У
меня потекли слюнки, живот подвело. Чтобы отогнать мысли о еде, я по шею
залез в воду на дне плота. Она холодила обожженную солнцем спину, и я ощутил
прилив сил и бодрости. Я сидел в воде долго и все спрашивал себя, зачем,
вместо того чтобы лежать на койке, я потащился на корму с Рамоном Эррерой?