"Сергей Марков. Юконский ворон " - читать интересную книгу автора

стукнувшись затылком о ствол поваленной сосны.
Смеясь, как дети, они лежали на пригорке, где солнце уже пригревало мох
и бледную траву. Потом они достали трубки, выбили огонь из кремня и, как по
уговору, замолчали. Все вокруг молчало, а слабый ветер казался Загоскину
большой невидимой птицей. Она летела в волшебную, не открытую никем страну,
и тонкий шелест огромных крыл приводил в трепет сердце путника. "Все живет,
и я живу во всем", - так думал Загоскин и старался охватить взором и душой
все проявления великой жизни.
Тень на прибрежном песке, вздрагивающая на солнце вода, ожившие
муравьи, смола, тающая на стволах сосен, далекий крик ушастой гагары - во
всем этом он находил как бы частицу своего существа. И он повторял про себя
блаженные слова: "Я - живу", - ему нравилось чувствовать, как движется кровь
в его жилах, смотреть на солнце сквозь свою ладонь. Он так исхудал от
скитаний и лишений, что пальцы его стали почти прозрачными, а лицо - острым
и твердым. У него отросла длинная русая борода, а волосы падали кольцами на
лоб и шею. Свое отражение он увидел в толстом стекле карманных часов,
которые он положил на ладонь.
- Ты ничего не слышишь? - вдруг тихо сказал Кузьма и поднялся с
пригорка. - Раз и еще... Помолчи и не шевелись, Белый Горностай! Я сейчас
приду. - Кузьма бесшумно подкрался к лесу, на ходу взводя курок ружья. Лес
поглотил его, как будто навеки. Но вскоре раздался выстрел, и индеец,
торжествующе крича, выбежал из-за сосен. В вытянутой руке он держал большого
глухаря.
- Как ты узнал, Кузьма, о нем?
- Я давно слышал, как он где-то близко от нас еле слышно скрипел
крылом. Потом - надломился сучок, - когда он сел на ветку. Он пошевелился на
дереве еще раз, и тогда упала шишка; она стукнулась о корни. И теперь я его
убил... Сколько птиц убил я за свою жизнь!
...Так они блуждали в низинах на водоразделе Квихпака и Кускоквима, ели
нельму с морошкой, темное мясо глухарей. На берегах рек все чаще попадались
следы медведей: зверь чуял, что скоро начнется ход красной рыбы.
Вешними водами вымывало темные кости из речных берегов. Носорог,
мамонт, олень, овцебык... Если костей было много, Загоскин заставлял Кузьму
на каждом привале стаскивать все находки в одно место, бережно складывать их
в одну груду и ставить приметный знак где-нибудь поблизости. Кузьма
недовольно ворчал, когда Загоскин заставлял его чинить карандаши. Этого
занятия индеец почему-то очень не любил.
- Опять мне приходится строгать пишущие палки, - недовольно говорил
Кузьма. - Мне легче убить медведя, чем делать это. У белых людей хватает
терпения... - И он сдувал с морщинистых пальцев черную пыль.
Вот Белый Горностай! Он заставил старого воина строгать палки и таскать
кости мертвых великанов. Кости носорога и мамонта Кузьма считал за останки
людей-исполинов, некогда побежденных детьми Ворона. Великаны кидали на
головы индейцев валуны и обломки скал, но жители тундры без промаха пронзали
глаза исполинов стрелами. Так думал Кузьма.
- Возьми свои палки, Белый Горностай, и черти ими, - говорил индеец,
протягивая руку с пачкой карандашей.
Все наброски к будущей "Генеральной карте бассейна Юкона" русский
делал, кладя к себе на колени плоский индейский щит с изображением солнца.
На этом щите когда-то Загоскин с Кузьмой складывали лоскутья найденного у