"Сергей Марков. Юконский ворон " - читать интересную книгу автора

какую-то тихую песню. Слов Загоскин разобрать не мог, но он понял, что песня
была рифмованной. Они начали спокойную, медленную пляску в честь душ
умерших. Потом женщины стали стаскивать на середину кажима огромные
раскрашенные чаши с морошкой, рыбой и мясом тюленей. Тезкам умерших подавали
чаши с водой; они троекратно обмакивали пальцы в чаши, отряхивали воду и
тихо говорили: "Наши мертвецы, пейте!"
- Примите, мертвецы, от наших богатств. Помогайте нам тайно в нашей
жизни! - говорили тезки, разбрасывая вокруг частицы пищи. Все остальные
молчали в глубокой скорби.
Молчал и Загоскин, наблюдая обряд печали. Он вспомнил русскую радуницу,
сельское кладбище, поросшее густой травой, представил себе, как темные
мужицкие руки рушат белые хлебные ковриги над могилами.
Загоскин старался запомнить обряд во всех подробностях.
В тот вечер он записал в дневнике: "...я забыл в этот момент грубые
обычаи дикарей, видел в них людей, и что-то грустное невольно западало в
душу..."
- Белый Горностай, - приставал к Загоскину Кузьма, - брось пишущие
палки. Довольно тебе чертить ими; светильник горит плохо. Мы скоро придем к
Лукину в Колмаковский редут. Там будут яркие жировики. Лучше скажи, почему
здесь у крещеных кан-юлитов нет никогда именин? Сейчас они пришли к тебе
спросить об этом. Можно их позвать?
- Зови...
Кузьма опустился на четвереньки и проворно пополз к выходу из кажима. В
нем оба путника остались на ночлег, когда гости разъехались после поминок.
Вскоре в "дверях" кажима появилась голова пожилого эскимоса. За ним
вползло еще человек десять.
- Вот перед тобой, русский тойон, люди, у которых нет именин им остался
только праздник мертвых. Это нехорошо. У тебя так много ума, что ты сможешь
даровать этим бедным людям радость праздника.
Кан-юлиты молча стояли перед Загоскиным. Некоторые из них не хотели
приближаться к огню, боясь испортить обувь из рыбьей кожи; несмотря на
весеннее тепло, в кажиме горел костер: иначе там нельзя было спастись от
сырости.
- Люди кан-юлит, я слушаю вас, - сказал Загоскин, сняв с колен щит, на
котором лежал раскрытый дневник. - Прежде всего скажите ваши имена.
- Вооз...
- Азор...
- Овид...
- Стойте! - закричал Загоскин. - Кто же вас крестил? Лукин? Теперь
назовите еще имена. Как? Авиуд, Елнуд, Салмон, Арам. Да ведь таких имен в
святцах нет. Потому и нет у вас праздников. В Ситхе я расскажу о вашем деле
главному русскому тойону и отцу Иннокентию, начальнику русских священников.
Хорошо?
- Русский тойон, - взмолился пожилой эскимос в одежде из бобровой
шкуры, - мы не хотим долго ждать. Мы пришли сюда затем, чтобы ты дал нам
новые имена.
- Я этого сделать не могу... Объясни им, Кузьма, что таинство святого
крещения мне недоступно.
Старый индеец отвел эскимосов в сторону и с важным видом стал говорить
с ними. Очевидно, в нем внезапно заговорила старая злоба против отца