"Фредерик Марриэт. Корабль-призрак " - читать интересную книгу автора

своей неблагодарной задачей. Наконец, совершенно намучившись, он решил
взломать заднюю стенку шкафчика; с этой целью он сошел вниз, в кухню, и
вернулся оттуда с небольшим кухонным ножом и молотком; став на колени, он
принялся взламывать заднюю планку, как вдруг почувствовал, что кто-то
положил ему руку на плечо.
Филипп вздрогнул: он был до того поглощен своей работой и своими
мыслями, что не слыхал приближающихся шагов у себя за спиной. Подняв голову,
он увидел перед собой патера Сейсена, священника местного прихода,
смотревшего на него строго и неодобрительно. Сейсену сообщили об опасном
состоянии вдовы Вандердеккен, и добрый старик поднялся с рассветом, чтобы
поспешить к болящей и принести ей утешение.
- Ай, ай, сын мой, - проговорил он, - неужели ты не боишься потревожить
покой твоей матери? Неужели ты хочешь все расхитить и раскрасть в доме
прежде даже, чем она успокоится в своей могиле?
- Нет, отец мой, - отвечал Филипп, - я не боюсь потревожить ее покой:
она уснула сном праведных, - и не хочу ни раскрадывать, ни расхищать ничего!
Я ищу не золота и не богатств, хотя если бы они были, они были бы мои
теперь! Я ищу ключа, давно спрятанного в этом потайном ящике, как я полагаю,
но секрет которого свыше моего понимания, а потому стараюсь открыть его
силой.
- Ты говоришь, что твоя мать скончалась? Что она умерла без утешения,
которое могла ей принести наша святая церковь! Почему же ты, сын мой, не
позвал меня?
- Потому что она умерла внезапно, умерла совершенно неожиданно у меня
на руках, часа два тому назад. Я не боюсь за нее, хотя и сожалею, что вас не
было подле нее в эту минуту.
Старик тихонько отдернул полог и взглянул на усопшую; затем окропил ее
и постель святою водой и склонился над мертвой с немой молитвой об ее душе.
Спустя немного он обернулся к Филиппу:
- Скажи мне, почему я застал тебя за такой работой, и почему ты так
стараешься добыть этот ключ? Смерть матери должна бы вызвать в тебе сыновние
чувства, скорбь и молитвы об ее успокоении, но глаза твои сухи, а мысли,
по-видимому, заняты совсем другим, хотя еще не успело остыть тело, в котором
жил и томился дух твоей матери. Не подобает это и не приличествует подобное
поведение доброму сыну... Какой же это ключ ты ищешь, Филипп?
- Нет у меня времени для слез, отец мой, ни для скорби и жалоб; и
больше у меня дум и забот, чем их может вместить моя голова! А что я нежно
любил свою мать, это вы знаете, отец.
- Но я спрашиваю тебя, какой ключ так понадобился тебе?
- Ключ от той комнаты, что оставалась запертой столько лет, и которую я
должен и хочу отпереть, даже если...
- Даже если... что?
- Я чуть было не сказал того, чего не должен был говорить... Простите,
отец' мой, я хотел сказать, что должен обыскать и осмотреть эту комнату.
- Я давно уже слышал об этой запертой комнате, сын мой, и знаю, что
мать твоя никогда никому не хотела сказать, почему комната эта оставалась
всегда запертой. Я сам не раз спрашивал ее о том, но всегда получал отказ.
Мало того, когда я однажды, в силу своего долга, попробовал допросить ее
более настойчиво, то увидел, что разум ее мешается, что она как будто теряет
рассудок, и потому отказался от дальнейших попыток. Какой-то тяжкий гнет