"Фредерик Марриэт. Маленький дикарь" - читать интересную книгу автора

неисчерпаемый и драгоценный источник удовольствия. Изредка, конечно,
подымались во мне старые чувства. Забыть их вполне было трудно, но тем не
менее я цеплялся за Джаксона и ни за что на свете не согласился бы потерять
его, не узнав от него все, что можно было узнать. Когда состояние его раны
казалось неудовлетворительным, я беспокоился не менее его самого. Одним
словом, можно было ожидать, что мы, в конце концов, сделаемся настоящими
друзьями, на почве полной зависимости друг от друга. С его стороны было бы
безрассудно относиться враждебно ко мне, от которого зависело теперь все его
благосостояние, а с моей стороны враждебность к человеку, открывшему мне
новый мир мыслей и впечатлений, также была немыслима.
На второй день утром Джаксон рассказал мне приблизительно следующее:
- Я не готовился быть моряком. Я учился в хорошей школе, а десяти лет
поместили меня в торговый дом, где я целыми днями сидел за конторкой,
переписывая все то, что мне приказывали. Торговый дом этот занимался
большими делами с Южной Америкой.
- Где находится Южная Америка? - спросил я.
- Ты бы лучше не мешал мне рассказывать, - заметил Джаксон, - когда я
кончу, ты можешь задавать мне какие угодно вопросы, но если будешь прерывать
меня на каждом шагу, я в неделю не дойду до конца моего рассказа. Вчера мы
потеряли целый день!
- Это правда, так я и сделаю!
- В конторе, - продолжал Джаксон, - кроме меня, было еще два писаря -
главный писарь, которого звали Манверс, и твой отец. Хозяин наш, по имени
Эвелин, был очень строг и взыскателен по отношению к твоему отцу и ко мне,
ежедневно проверял нашу работу и делал нам замечания, если что-нибудь было
не так. Это создало между нами соревнование, которое побуждало нас обоих к
работе, и оба мы часто заслуживали похвалу. По воскресеньям м-р Эвелин
обыкновенно приглашал твоего отца и меня к себе на весь день. Утром мы шли в
церковь, а потом обедали с ним. У него была дочь, немного моложе нас годами.
Это и была твоя мать. Мы оба со временем, когда стали постарше, начали
ухаживать за нею и наперерыв старались угождать и нравиться ей. Трудно
сказать, кто из нас имел вначале больше успеха, но все же думаю, что из двух
скорее я был ее любимцем первые два года нашего знакомства. Отец твой был по
природе серьезен и расположен к задумчивости. Я же, наоборот, полон был
веселья и задора, а потому она и предпочитала меня, как более живого и
приятного товарища. Мы пробыли около четырех лет в конторе, когда умерла моя
мать. Отец мой умер раньше, когда я еще не поступал на службу. По смерти
матери оказалось, что моя часть состояния достигла приблизительно двух тысяч
пятисот ф. ст. , но я еще не был совершеннолетним и ранее, как по истечении
года, не мог вступить во владение ими. М-р Эвелин, который в это время был
вполне доволен моим поведением, не раз полушутя-полусерьезно говорил мне,
что когда мне минет двадцать один год, он позволит мне, если я того пожелаю,
вложить свои деньги в его дело. Я так и намеревался сделать и с надеждой
смотреть на будущее, мечтая жениться на твоей матери и зажить припеваючи. Не
сомневаюсь в том, что все бы это так именно и случилось, если бы я продолжал
вести себя прилично. Но раньше, чем я достиг совершеннолетия, я, к
сожалению, завел некоторые весьма сомнительные знакомства, стал жить выше
своих средств и, что всего хуже, приучился пить и проводил все ночи за
кутежами. От этой дурной привычки я и впоследствии никогда не мог
отделаться. Она погубила меня тогда и впоследствии губила меня всю жизнь.