"Фредерик Марриэт. Валерия" - читать интересную книгу автора

Я описала вам дедушку и наше жилище. Теперь позвольте познакомить вас с
бабушкой, моей милой, доброй бабушкой, которую я так горячо любила при жизни
и которой память уважаю так глубоко, Она была невелика ростом, но в
шестьдесят лет не утратила еще своей красоты и держалась прямо, как стрела.
Ни над кем, кажется, не пролетело время так легко; волосы ее были черны, как
смоль, и ниспадали до самых колен. Все находили это чрезвычайно
замечательным явлением, и она гордилась тем, что у нее нет ни волоска
седого. Она потеряла уже много зубов, но морщин на лице ее не было, и для
шестидесятилетней старушки она была необыкновенно свежа. Не состарилась она
и душою - острила и вечно шутила. Офицеры, жившие во дворце, не выходили из
ее комнат и предпочитали ее общество обществу молодых женщин. Она страстно
любила детей и всегда участвовала в наших играх; но при всей своей живости,
она была женщина нравственная и религиозная. Она прощала леность и шалости;
но ложь и нарушение правил чести всегда влекли за собою для меня и моего
брата строгое наказание. Она говорила, что честность несовместна с обманом,
и что из лжи сами собою возникают все прочие пороки. Правду считала она
основанием всего доброго и благородного; прочие же ветви воспитания были, по
ее мнению, сравнительно неважны и ничего не значили без любви к истине. Она
была права.
Я и брат мой ходили каждый день в школу. Служанка наша, Катерина,
отводила меня в школу после завтрака и приходила за мною в четыре часа после
обеда. Это было счастливое время моей жизни. С какою радостью возвращалась я
во дворец и впрыгивала иногда, чтобы испугать бабушку, прямо к ней в окно!
Она и сердилась и смеялась.
Бабушка была, как я заметила, религиозна, но не ханжа. Главным
старанием ее было внушить мне любовь к правде, и она неутомимо преследовала
свою цель. Если я, бывало, провинюсь, ее огорчал не проступок мой, а мысль,
что я, может быть, стану отпираться. Для предотвращения лжи она изобрела
престранное средство: она рассказывала, что видела проступок мой во сне. Она
не обвиняла меня никогда, не уверившись наперед, что я, действительно,
виновата, потом говорила мне поутру: "Валерия, мне сегодня снился сон; никак
не могу забыть его. Снится мне, что будто ты забыла свое обещание, вошла в
буфет и съела большой кусок пирога".
При этом она смотрела на меня очень пристально; я, слушая ее, краснела
и потупляла глаза, и когда сон был досказан, я лежала у ног ее, припавши
лицом к ее коленам. За проступки поважнее я должна была молить Бога о
прощении, и потом меня сажали в тюрьму, то есть запирали на несколько часов
в моей спальне. Катерина служила у бабушки уже давно и пользовалась большими
привилегиями; она позволяла себе высказывать свое мнение и могла ворчать
сколько угодно, чего и не упускала делать всякий раз, когда меня сажали под
арест. "Бедная малютка - всегда в тюрьме. Это не хорошо, сударыня; выпустите
ее". Бабушка отвечала ей очень спокойно: "Ты добрая женщина, Катерина,
только ничего не смыслишь в воспитании". Иногда, однако же, ей удавалось
выпросить ключ, и тогда меня освобождали раньше назначенного срока.
Заключение в тюрьму было для меня наказанием очень тяжелым: меня сажали
всегда вечером, по возвращении из школы, и, следовательно, лишали
возможности играть. Во дворце жило много женатых офицеров, и у меня было
много подруг. Девочки ходили в рощу за дворцовым садом собирать цветы и
плести гирлянды, которые вешали потом на веревке, натянутой поперек двора.
При наступлении ночи все выходили из своих квартир с фонарями, танцевали,