"Хуан Марсе. Чары Шанхая " - читать интересную книгу автора

влияние на ее выбор: руководствуясь прежде всего практическими
соображениями - учебу оплачивать она не могла, и одной ее зарплаты на двоих
явно не хватало - а также чутьем, мать решила направить мою судьбу в
ювелирное русло, смутно надеясь, что там хоть как-то пригодятся мои так
называемые способности. Однако шло время, а я все никак не мог понять, какое
отношение имеет ко мне ювелирное дело - я любил рисовать, читать да гулять
по нашему кварталу и парку Гюэль. Других интересов у меня не было.
В таверне на площади близ улицы Провиденсия я встречался с братьями
Чакон, моими ровесниками, чьей дерзости и свободе втайне завидовал. Их
средства к существованию были весьма скудны, да и перепадало им не часто,
зато они сколько угодно могли носиться по городу. Избавившись от школьной
рутины гораздо раньше меня, они время от времени нанимались посыльными в
таверны и продуктовые лавки, а потому целыми днями торчали на улице. Я так и
не узнал, где они жили; скорее всего, в одном из тех обшарпанных домишек на
Франсиско-Алегре, неподалеку от улицы Кармело. По воскресеньям они за гроши
продавали зачитанные комиксы и потрепанные бульварные романы.
Стоял ноябрь, по маленькой невзрачной площади ветер гнал желтые листья
платанов, становилось все холоднее - зима обещала быть суровой. Прохожие
ежились и ускоряли шаг, однако непоседливый сеньор Сукре по-прежнему
слонялся по улицам, словно сомнамбула, болтая сам с собой. Вел он себя так,
словно сомневался в собственном существовании или же боялся в один миг стать
призраком, и говорил, что в такие неспокойные ветреные дни ему приходится
блуждать по городу в поисках своего потерянного "я". И действительно, мы
частенько встречали его на улицах Грасии: заложив руки за спину и понурив
голову, он обходил таверны, аптеки, бакалейные магазинчики, глухие пыльные
лавки букинистов и крошечные художественные выставки, приставая ко всем
подряд, пока кто-нибудь не сообщал ему, кто он таков и где его дом. Мне,
Хуану и Финито он жаловался, что у него никак не получается снова стать тем,
кем он был прежде, что никто ему не помогает, и иногда хочется послать все
куда подальше, смириться с тем, что он - никто, и, преспокойно развалившись
на скамейке на площади Ровира, греть под солнышком старые кости. Бывало,
сеньора Сукре, удрученного и потерянного, встречали в самых неожиданных
уголках квартала. Рассказывали, как однажды он остановился напротив
полицейского участка на Травесере и спросил у часового, как его зовут и где
он живет, - разумеется, сам сеньор Сукре, а не часовой, - а тот перепугался,
позвал на помощь сержанта, и бедняге учинили целый допрос.
- Эй, ребятишки, не будете ли вы так любезны сказать, как меня зовут и
где я живу? - Сеньор Сукре остановился в дверях таверны, прервав наше
наблюдение за домом номер восемь. - Пожалуйста.
- Вас зовут дон Жозеп Мария де Сукре, а живете вы на улице
Сан-Сальвадор, - ответил я машинально.
Немного подумав, он согласился - мои слова показалось ему вполне
убедительными, - однако, прежде чем поверить окончательно, на всякий случай
спросил:
- А правда ли, что родился я в Каталонии, что я непризнанный художник,
старый друг Сальвадора Дали, и что сейчас у меня в кармане ни одного
дуро?... - В его глазах мелькнула озорная искорка.
- Да, сеньор. Так все говорят.
- Что поделаешь, - вздохнул он и дружелюбно потрепал по волосам сначала
меня, потом Финито Чакона. - Вы воспитанные добрые мальчики и очень помогли