"Алан Маршалл. Это трава" - читать интересную книгу автора

ему пришлось пристроить свое письмо на кипе каких-то бланков.
- Подождите минуту! - бросил он. Закончив письмо, он его запечатал и
спросил:
- Ну, как устроились в гостинице?
- Очень хорошо, - сказал я и добавил: - Вы были правы, место это так
себе.
- Я знал, что вы и сами скоро поймете это, - буркнул он. - Главное -
держитесь в стороне. Пойдемте, я покажу, что вам надо делать.
Кроутер повел меня в соседнюю комнату, по дороге он спросил:
- Видели Роуз Бакмен?
- Да.
- Ну, как она вам?
- Да как сказать... - начал я. - Не знаю... мне она не очень
понравилась.
- Держитесь от нее подальше, - посоветовал Кроутер. Он взял большую
конторскую книгу в кожаном переплете. - Это налоговая книга, по ней вы
будете составлять налоговые извещения, вот на таких бланках. Вот кассовая
книга, сюда будете вписывать полученные чеки, а потом переносить суммы в
налоговую книгу.
Он объяснил мне еще кое-какие мелочи и оставил одного.
Работа оказалась легкой, но задолго до конца рабочего дня меня начало
мучить желание выйти на волю, на солнце. Я почувствовал, что работа в
конторе отрывает меня от мира, что, запертый в четырех стенах, я теряю связь
с землей. Там, за стеной, поют птицы, растут деревья и цветы, но все это не
для меня. День, целый день моей жизни был потерян безвозвратно.
Я с ужасом думал о долгих днях заточения, которые ждут меня впереди, о
том, как будет меняться лицо неба и земли, в зависимости от времени года, а
меня при этом не будет. Только в воскресенье я буду видеть результаты
свершившегося за неделю чуда, но никогда, никогда не увижу чудесного хода
этих изменений.
Окна конторы были забраны железной решеткой, словно окна тюрьмы; я и
чувствовал себя в тюрьме. у меня всегда было странное чувство, что только
земля может дать мне силы, - земля и то, что произрастает на ней. Источник
творческой энергии, из которого я жаждал черпать, находился вне этих стен.
Он таился в деревьях, в солнечном свете, в зеленых зарослях. Он
отождествлялся в моей душе с красотой, музыкой, смехом детей, игравших на
лужайке летним вечером.
Так было, но впечатления последних двух дней что-то изменили во мне. Я
почувствовал, что сила, необходимая будущему писателю, придет только с
пониманием людей. Я должен узнать людей так же близко, как знал деревья и
птиц.
После полудня я отложил в сторону налоговые извещения и попробовал
набросать в нескольких фразах портреты людей, с которыми встретился в
гостинице, но наброски показались мне безжизненными, и я их тут же изорвал.
После работы я уселся на нижнюю перекладину забора возле конторы и стал
смотреть, как меняются в свете заходящего дня очертания горных вершин и
стройных эвкалиптов; мысли легкие, поэтичные, проносились в моей голове.
Овцы, щипавшие траву на лугу внизу, четко рисовались в последних лучах
солнца. Воздух был напоен запахом сена; на склоне ближайшего холма стояли
стога; собачий лай доносился с отдаленной фермы. Мне казалось, что я, как