"Джорж Р.Р.Мартин. Портреты его детей" - читать интересную книгу авторатрубку. Ну пожалуйста!
Ничего. - Так позвони мне, - сказал он. В спешке слова сталкивались, накладывались друг на друга, так ему хотелось выразить все. - Я, ты, не надо, пожалуйста, дай мне объяснить, я же не хотел, ну пожалуйста... - Сигнал отбоя и длинные гудки. Кантлинг уставился на телефон и медленно положил трубку. Она позвонит ему. Должна позвонить. Она его дочь, они любили друг друга, она обязана дать ему шанс объяснить. Конечно, он и прежде пытался объяснить. Звонок на его двери был старомодным - в филенке торчал латунный ключ: его поворачивали, и внутри раздавалось громкое нетерпеливое дребезжание. И кто-то яростно вертел его - вертел, вертел, вертел... Кантлинг бросился к двери в полном недоумении. Он всегда с трудом заводил друзей, а теперь, когда окостенел в своих привычках, и вовсе разучился сходиться с людьми. Друзей в Перроте у него не было - так, несколько знакомых, и никто из них не явился бы столь неожиданно, и не вертел бы звонок с такой неукротимой решимостью. Он снял цепочку и распахнул дверь, вырвав звонок из пальцев Мишель. Она была в перетянутом поясом дождевике, вязаной лыжной шапочке и шарфе в тон. Ветер безжалостно трепал концы шарфа и выбившиеся из-под шапочки прядки волос. На ней были модные сапожки, через плечо перекинут ремень большой кожаной сумки. Она выглядела прекрасно. Прошел почти год с тех пор, как Кантлинг видел ее в последний раз - почти год назад, когда ездил в Нью-Йорк на Рождество. Прошло уже два года, как она снова поселилась там. Нью-Йорка в такую даль, и ты даже мне не сообщила, что едешь... - Нет! - отрезала она. В ее голосе, в ее глазах было что-то неладное. - Я не хотела тебя предупреждать, подлец. Ты же меня не предупредил. - Ты расстроена, - сказал Кантлинг. - Входи же и поговорим. - Я войду! - Она оттолкнула его, вошла и захлопнула за собой дверь с такой силой, что звонок снова задребезжал. Лицо ее выглядело даже более жестким, чем там, на ветру. - Хочешь знать, зачем я приехала? Я приехала сказать, что я о тебе думаю. А потом повернусь и уйду - уйду из этого дома и из твоей гнусной жизни, как тогда мама. Она была умна, не то что я! Я-то по дурости верила, будто ты меня любишь. Как чокнутая думала, будто я тебе дорога. - Мишель, не надо! - сказал Кантлинг. - Ты не понимаешь. Я действительно люблю тебя. Ты моя дочурка, ты... - Не смей! - Она всунула руку в сумку. - Ты называешь вот это любовью, грязный подонок? Она выхватила что-то и швырнула в него. Кантлинг утратил былую подвижность. Он пытался уклониться, но не успел, и книга больно задела его шею. Мишель швырнула ее изо всех сил, а это был тяжелый том в твердом переплете, не в бумажной обложке. Шелестя раскрывшимися страницами, книга упала на ковер. С суперобложки на Кантлинга уставился его собственный портрет. - Ты совсем как твоя мать, - сказал он, потирая ушибленную шею. - Она тоже постоянно чем-то швырялась. Только у тебя это получается более метко. - Он криво улыбнулся. - Меня не интересуют твои шутки, - сказала Мишель. - Я никогда тебя |
|
|