"Геннадий Николаевич Машкин. Синее море, белый пароход (Повесть) " - читать интересную книгу автора

мачты катеров. А самые края бухты были пустынны. Только в левом углу, перед
широкой песчаной полосой, были разбросаны разбитые катера и баржи. У
некоторых лишь нос торчал из воды да мачта. Я сразу прикинул, что на этом
корабельном кладбище можно обосноваться нам с ребятами.
Мы остановились на рейде. Черная с красной полоской труба загудела,
вспугнув чаек с волнолома. Они лениво полетали над стеклянным морем и вновь
уселись торжественным" рядами на волнолом.
В ответ на гудок нашего парохода катер вывел из гавани огромную баржу.
Он ловко подвел ее к борту "Советов". Наши матросы пристегнули ее канатами к
пароходу и спустили широкий трап. На барже его приняли два японца.
Люди кинулись к трапу. Я увидел на барже японцев и попытался пробиться
к трапу в первую очередь. Но остальным было наплевать, что на барже японцы.
Меня выдавили назад. Да еще мама щелкнула по затылку и приказала:
- От чемоданов - ни на шаг!
Я почесал затылок. Юрик залился смехом, словно школьный колокольчик! Я
сел на чемодан и стал разглядывать городок, который был уже не японский, но
у которого еще не было и русского названия.
На склоне выше всех домов сверкала серебристая крыша храма.
Вспомнилось, что японцы поклоняются своему императору. И себя считают детьми
бога - императора. Ну, подождите, дети императора! Все-таки переплыл море...
Не укроетесь волноломом... И я сжал слабыми руками рогатку в кармане. Мысли
кружились. Третий день, кроме клюквы, я в рот ничего не брал.
- Ты что - оглох? - сказала мне мама чуть не под ухо. - Тот беды не
знает, кто этих обормотов не имеет...
Ее старенькое зеленое пальто было измято, лицо бледнее обычного. Но
глаза сияли, как два синих камня. Мама оправилась от морской болезни и
теперь вымещала на мне свою злость. С отцом-то не разговаривала. Лишь "да",
"нет". Что за люди?.. Ну, я теперь от них не завишу. У них - свое. У меня -
другое на уме. Завтра же надо написать письмо ребятам. Приедут - выроем
пещеру вон там, на сопке, выше всех домов.
Я схватил легкий узел с табаком и потащил его вслед за отцом к трапу.
Пока я дремал на солнышке, баржа перевезла всех пассажиров. Мы сели уже в
полупустую.
На барже орудовали те два японца, в синих куртках с белыми иероглифами
во всю спину.
Я глядел будто на берег, на море, на чаек, а сам зорко следил за
японцами. От них всего можно было ожидать. Это ничего не значит, что они
несколько рейсов до берега уже сделали и что один выпячивает в добродушной
улыбке огромные зубы, а другой мурлыкает "Катюшу". Так же, наверное,
улыбался доблестный генерал Сиродзу, глядя, как дедушку бросают в топку.
"... Желаем полного успеха в строительстве и сохранении мира и порядка".
Долго ли этим двоим утопить всех нас!
Катер потащил нашу баржу в бухту. Один из японцев стал за большое
кормовое весло. Я следил, не направляет ли он баржу на волнолом. Мне
показалось, что мы сейчас врежемся в бетонный цоколь под маяком. Я
оглянулся. Все спокойно разглядывали городок. Семен объяснял бабушке:
- Японцев кормит море... Рыба, морская капуста, осьминоги, ежи,
трепанги...
- Осьминоги, поди, склизкие?
Смоляной борт баржи коснулся короткой тени маяка. Над башней косо