"Валентин Маслюков. Чет-нечет" - читать интересную книгу автора

- Пошел вон, дурак, надоел.
- Как собаку?
- Вон! - заорал Патрикеев таким припадочным голосом, что Федька
вздрогнула.
Однако и после этого ничего не последовало, из комнаты никто вон не
вылетел. Приказные с нахмуренными от напряженного внимания лицами
рассаживались, но никто не принимался за дело - поглядывали на приотворенную
дверь, каждый шорох и вздох за которой явственно различались.
Через некоторое время заговорил тот же, незнакомый Федьке человек:
- Водички, Иван Борисович? Сердечко?
Патрикеев простонал:
- Сказывал я тебе, что до указу?
- Сказывал, милостивый добродей мой! А я... Я челобитную подавал.
- Приехал. Приехал он! Федька Малыгин приехал! Грамота от Мины Грязева
из Владимирской чети. Ты хоть знаешь, что такое Владимирская четверть,
дура-ак?
Подьячие сдавленно захихикали, зажимая рот. Но человек на
издевательский вопрос не ответил, дверь отворилась, и он явился на пороге.
Именно явился - возник и застыл. Бледный, под глазами промыто - плакал.
Во что трудно было, однако, уже поверить. Перетянутый в стане молодой
мужчина с дурной неуловимостью облика. Изящный прямой нос его в следующий
миг казался уже костлявым, подвижный большой рот - слишком тонко, слишком
язвительно прорезан, и можно было тут заметить, что высокий, умный лоб
осыпают крученные пряди, словно слипшиеся в жарком бреду. И все вместе, весь
обман убегающих от постижения противоречий, оборачивался аскетической
утонченностью черт, которую юноша, по видимости, сознавал и лелеял:
подбривал бороду и усы, оставляя на губе и по подбородку узкие черные тени.
Он стоял на пороге, не замечая или не желая замечать любопытства,
которое возбуждал собою у притихших товарищей. Потом, то ли решившись, то ли
просто набравшись сил, сделал движение и вбросил себя на лавку,
Боже! Несчастный был хром и горбат. Чуть заметно горбат и едва-едва,
чтобы только можно было заподозрить несовершенство, хром. Когда он присел за
стол, упершись рукой в бок, изъянов опять не стало. Осталось только полное
жалости подозрение.
- Ага, ты уже здесь. Заходи, - начальственно сказал Патрикеев,
появляясь в дверях. Настала Федькина очередь.
Приказные уставились на нее, заново разглядывая и оценивая. И, видно,
они нуждались в известном обмене мнениями, чтобы утвердиться в своем
первоначальном недоумении - никто никаких чувств не выказал. Лишь красавец
горбун и удивился - достаточно выразительно, и подумал, и решил - все сразу.
Не успела Федька, резво посунувшись вслед за дьяком, прикрыть за собой
дверь, как лицо юноши исказилось улыбкой, он подался вперед и пропел, едва
разжимая губы:
- Ев-тю-шка.
Юноша называл себя и приветствовал соперника, устанавливая начало
мирных сношений. Так это надо было понимать.
Судейская комната, где заседали воевода с товарищами, примерно такого
же размера что сени, казалась и светлей, и просторней. Косящатые окна
прорезали тут три стены, из обстановки имелся стол, три красных стула,
сундуки, поставец, на котором пылилась всякая приказная всячина.