"Илья Масодов. Черти (про гражданскую войну) [F]" - читать интересную книгу автора

Рогатовых, что умерла год назад от гнилого творога, как записано было в го-
родской книге, а на самом деле ее испортил некий старик Агафон, живший на
свете сто сорок лет, а главное - еще двадцать лет в потусторонней тьме, и
потому сразу почуявший в уродливой тринадцатилетней идиотке свернутую в
шерстяной клубок силу многочисленных смертей, трех скотских и тридцати трех
человеческих, среди которых была и его, Агафона, отвратительная погибель.
Агафон убил Глашу посредством дохлого воробья и ржавого гвоздя. Рогатовы по-
ливали ее могилу свиной кровью, смешанной с дождевой водой, но Глаша так и
не вернулась. Был там, в невидящих глазах Софьи Рогатовой, и павший полчаса
назад от удара лопаты старик Рогатов, и длинный дурковатый сын Григорий, что
задерживал хмурым взглядом полет ворон в небе, а наземных тварей убивал тем
способом, каким пытался справиться с Клавой: как бы соединялся с ними своим
пустотелым, губчатым сознанием, а оно уж высасывало из любой живой души всю
жизнь и переводило ее в свою бессмысленную, медленно, только непрерывно бо-
давшую саму себя тупость. Была там и лежавшая ничком по правую руку Клавы
Нюра Рогатова, на лице которой уже намечено было место, куда садиться смер-
ти, и сынок ее, шестилетний Костик, о котором особенно болезненно скрипело
старушечье сердце, потому что суждено ему было стать последним из семьи. По-
тому что Клава поняла: теперь летучая смерть убьет их всех, бесшумно перено-
сясь с одного лица на другое, навеки останавливая спящим дыхание, а потом
она, может быть, затаится под какой-нибудь кроватью и станет убивать дальше,
а может быть, просто вылетит в окно, чтобы отыскать себе соответствие в не-
человеческой пустоте. Боясь оставаться при этом, Клава надела на себя черное
платье старухи Софьи, висевшее на стуле, оказавшееся ей широким, но по рос-
ту, и вышла прочь. Так сгинула со свету фамилия Рогатовых, и нет больше та-
кой фамилии. Петька ждал Клаву у крыльца, таясь в тени кустов. На улице, ве-
дущей к вокзалу, не горел уже ни один фонарь. Клава шла по ней, задыхаясь от
переполнявшей ее легкости, странной, мрачной и пьянящей. Она думала, что
легкость эта происходит от открывшейся свободы уходить прочь. Прочь от зах-
ваченных неведомой силой мест. Прочь от поющих бессмысленные песни под алыми
знаменами лиц, перекошенных радостным ужасом. Прочь от неровно повешенных
плакатов, на которых белыми, текущими свежей краской, буквами, написаны зак-
линания красных. Прочь от Всадника, бешено носящегося по Клавиным снам с от-
веденной назад для секущего удара саблей, такой острой, что Клава невольно
ежилась, вспоминая ее, и за ушами у нее по шее проползали мурашки, потому
что она знала уже тот звук, когда сабля срежет ей голову, с сипящим свистом
пройдет она сквозь ее тело, разделяя его на две безжизненные половины. Всад-
ник теперь казался ей еще страшнее Комиссара, сверхъестественного человека
смерти, блуждающего по улицам, как плохо захороненный мертвец, может быть
его убили контрреволюционеры, да и бросили просто так лежать на земле, а
Клава знала, что просто так оставлять труп грешно, надо совершить погребе-
ние, но кто же сейчас совершает погребения? Клава слышала даже от Петьки,
что Советская власть отменила кладбища как рассадники религиозной белены.
У Клавы не было никакого особого плана, она просто хотела покинуть го-
род, ей казалось, что за его пределами где-нибудь можно жить, пока все не
станет как прежде, пока англичане и французы не помогут папе и другим хоро-
шим людям прогнать красных обратно, туда, откуда они явились, или поубивать
их, как Клава убила деда Рогатова, она до сих пор еще помнила крепкий толчок
черенка в руку, когда лопата врезалась лезвием в голову старика, тот тихо
хрустнувший звук, с которым сломались его шейные позвонки, будто она срубила