"Илья Масодов. Сладость твоих губ нежных ("Школа" #1)" - читать интересную книгу автора

ведра, как Зина хватается за живот, воет, выдувая кровью пузыри, Катя
видит это так ясно, словно такое бывало уже много раз на самом деле, ты
будешь тыкаться мордой в землю, мычать будешь, скотина, когда все из тебя
наружу повываливается.
Зина начинает дергаться, уперевшись коленями и руками в койку, она
хрипит от блаженства, Катя помогает себе пальцами, растягивая перед ртом
тесное нутро, из которого идет резкий запах испортившегося мяса. Катя
мечтает о том, чтобы найти где-нибудь поганой, звериной спермы и залить ее
Зине в живот, пусть у нее вырастет там гадина и сожрет изнутри. От злости
Катя начинает тяжело дышать, покусывает Зину сзади за основания бедер и с
силой вдувает в нее отравленный своей ненавистью воздух. Зина кончает,
хрипя и богато сочась, прижавшись грудью к ее ногам, и в это время Катя
тоже совершенно отупевает и пухнет, задыхаясь, от мучений злобы и
омерзения, и не вынимает пальцев из Зины, которая судорожно хватает их
чревом, как низший морской полип, Катю прошибает потом и сердце деревенеет
в груди, так сильно, что она пугается умереть.

Лежа потом одна, Катя удивляется страшному урагану своей злости,
превзошедшему во много раз былое животное неистовство любви. Из ледяной
звездной пустоты доносится вой и глухой стук колотушек - это колдуны зла
пляшут у своих костров, в которых пламя темнее тьмы, вот она какова, их
сила, она больше всего на свете, ее и вправду нельзя победить. Катя
проверяет свое тело, выпитое сейчас до оцепеняющей усталости, и чувствует,
что все оно без остатка охвачено черным огнем, медленно жгущим плоть, как
полчища могильных червей.

- Это ты во мне, ты не исчезла, ты живешь во мне, - беззвучно
произносит она одними губами. - Все правда. Они заколдовали меня, они
заколдовали меня уже давно. Они вселили тебя в меня, а ты - злая гадина. Я
стала теперь тобой, ты стала теперь мной.

Крыши на бараке нет, и Катя видит ночное небо, в котором зияет огромная
беззвездная дыра.

- Вот твое место. Мать, отец. Вот твое место, - произносит она, с
замиранием ужаса вслушиваясь в собственные мысли, ходящие подобно теням. -
Они заколдовали меня, я теперь - это не я.

За этими словами Катя ждет огромного, совершенного ужаса от
разразившейся над ней пустоты. Слова ее имеют сейчас власть превращения в
реальность, потому что колдуны зла слышат их, слова невозвратны, и Кате
жутко оттого, что она не может их не говорить, не может скрыть их в себе,
заставить черное дерево перестать расти вглубь пространства, где его ветви
уже касаются ледяного дыхания бездны.

- Сталин - жопа, - беззвучно произносит Катя, судорожно вздрагивая от
ужаса. Но ей и этого мало. - Ленин - жопа, - добавляет она.

Ту молитву, что написана округлым почерком Ольги Матвеевны на листике в
клеточку, Катя уже выучила наизусть и читает без бумажки, целуя своей