"Анна Матвеева. Небеса" - читать интересную книгу автора

Сашеньку, студентку политеха и будущего металлурга, тоже звали с нами (не
оговаривая условий), но получили быстрый отказ. Сестра неожиданно увлеклась
тоже доживавшими свой век стройотрядами, пела идиотические песни под гитару,
загаженную переводными картинками. Сашенька носила отвратительно
раскрашенную куртку-целинку (стыдливо и спешно мне приходилось запинывать
эту целинку под диван, когда с нежданным визитом являлись в дом мои богемные
друзья). В те времена нам с сестрой удалось побить свой собственный рекорд
по части взаимного отчуждения.
Так что в Питер мы поехали вдвоем с мамой - на этот раз.
Сашенька вернулась из стройотряда выкрашенной медово-коричневым загаром
и куда более довольной, чем я. Сентябрь не застал ее дома - теперь настала
очередь колхозов. Мне подобные перспективы внушали античный ужас, и я
затратила множество усилий, чтобы избежать счастливой встречи с урожаем и
жителями колхоза "Заря коммунизма". Встреча не состоялась, зато вскорости
началась учеба, через два месяца которой я познакомилась с Кабановичем.
Каждое утро отец выдавал нам с сестрицей по рублю, который подлежал
проеданию, но свою денежку я всякий раз тратила на попутную до университета
машину.
В один из ноябрьских дней, когда грязная мяша с чавканьем отзывается на
каждый шаг, на мой призыв клюнула новомодная "восьмерка". Угрюмо скашивая
взгляд на мои коленки, водитель стремительно домчал меня до серокаменной
громады университета и, застенчиво теребя в руках заработанный рубль,
попросил разрешения приехать после занятий. Взрослые мужчины прежде никогда
не просили меня о таких вещах, и я сломалась пополам, словно сухая
макаронина.
Через месяц мы жили вместе, меняя квартиры - застревали по неделе то у
него, то у меня. Родители мучительно старались не замечать, что в прихожей
ночуют ботинки сорок пятого размера, Эмма же Борисовна Кабанович,
учительница сольфеджио в немолодых годах, никогда не бывшая замужем и
родившая одиночкой в тридцать семь лет... Эмма любила своего Кабановича так,
что смотрела на меня его глазами. А Кабанович смотрел на меня как на жену.
Вот почему мы вели абсолютно семейственную жизнь в однокомнатном родовом
гнезде, свитом в центре города. Гнездо не ведало ремонтов и прибиралось по
случаю несколько раз в год.
Кабанович был старше меня на десять лет и очень этим гордился. Гордость
усиливалась после одной-двух чарок водки, которые Эмма подавала сыну к
завтраку и ужину, "для аппетиту". Подобное отношение к спиртному вступало в
диссонанс с происхождением возлюбленного: Кабанович гордо именовал себя
"квартеронцем", и только Сашенька упростила для меня это слово, объяснив,
что четвертую часть в жилах Кабановича занимает еврейская кровь.
Эмма Борисовна (еврейка уже вполовину) почти не прикасалась к водке,
зато курила по-черному, убивая полторы пачки в день. Глухой табачный кашель
Эммы будил нас с Кабановичем поутру лучше любого петуха.
Но какая же она была милая, эта Эмма! Она не только прощала мне
отсутствие хозяйственных навыков, но и умудрялась каждодневно одаривать
давно припасенными для такого случая польскими помадами (высохшими в светлую
замазку) и жуткими узорчатыми колготами, надеть которые можно было только
под прицелом пистолета. Я вежливо убирала дары в сумку, чтобы потом
похоронить их со всеми почестями в своем шкафу, но пусть мне придется носить
узорчатые колготы до последнего дня жизни, если я смогу сказать о своей