"Анна Матвеева. Небеса" - читать интересную книгу автора

сестрой тут же припустили наутек, оставив далеко бедную маму с ее чемоданом.
На заборе - ржавый нарост почтового ящика, по его упоительному скрипу (и
быстрой тени почтальонши, затемнявшей просветы меж досками) я угадывала час
доставки почты - душистая свежая газета, свернутое трубочкой "Здоровье", два
письма из Николаевска...
И вот мы дома! Под яблоней нет ни единого яблочка, зато начинается
клубника, бледные кислые ягоды непреклонно розовеют, сердцевина наливается
сладким алым соком. Облизывая раскрасневшиеся от ягод пальцы, я всякий раз
благодарила того, кто придумал клубнику...
Окна бабушки Тани глядели прямо на клубничные грядки, и я часто
поднимала взгляд от перемазанных в земле клубничин, чтобы увидеть
шелохнувшуюся в окне занавеску.
Сейчас занавеска не шевелилась, и лакомиться клубникой нам никто не
дозволил. Взрослые даже не приказали вымыть руки, а сразу - нервно и
сердито - провели в комнату, где стоял гроб. Старухи в темных одеждах
поджимали изрисованные морщинами губы, всхлипывали, качали головами.
...О чем они думали? Гадали, сколько отмерено каждой из них?
Радовались, что в этот раз костлявый палец ткнул в другую? Как дети завидуют
взрослым, так, наверное, старики завидуют молодым, тихо радуясь, что все еще
живы, - а старикам могли бы завидовать мертвые, но... это очень сложно
проверить.
Бабушка Таня лежала в гробу, и я смотрела на нее искоса, побаиваясь. Я
никогда прежде не видела мертвых людей. Губы у бабушки Тани сурово сжаты,
лишенное очков лицо стало чужим, на лбу - плотный белый венчик с молитвой.
"Ну вот, - сказала одна из старух, высокая и жилистая, - Зоя приехала,
теперь надо поспешать".
Мужики подняли гроб и, скособочившись, понесли за ворота, где курил
водитель нанятого автобуса.
"В церковь их не вздумай!" - строго сказал дед маме, и та фыркнула:
"Я не собиралась... Девочки, переодевайтесь, мы поедем сразу на
кладбище".
Мы с Сашенькой и прежде бывали на здешнем кладбище: нас брала с собою
бабушка, "навестить родню". Повыдергав с могильной земли ползучую
траву-лягушатник и залив цветы водой из припасенной бутылки, бабушка
доставала полиэтиленовый кулечек с конфетами и раскрошенным печеньем.
Угощение выкладывалось на столик, уютно примостившийся у оградки.
"Те дядьки съедят наши конфеты", - говорила сестра, мрачно разглядывая
бомжеватого вида мужичков, бесшумно пробиравшихся за краснозвездными,
выкрашенными серебрянкой памятниками.
"А и пускай, - отзывалась бабушка, - для того ложим".
Нам это было не очень понятно, и Сашенька сердилась, что бабушка
говорит неправильно - не "ложим" надо говорить, а "кладем".
На выходе с кладбища сестра склонялась к моему уху и жарко вшептывала в
него свежепридуманную гадость:
"Знаешь, почему на кладбище всегда так много цветов и трава густая?
Потому что покойники землю удобряют!"
Я плотно запечатывала ухо ладонью.
... Гроб поднесли к свежевырытой яме и опустили туда на веревках. Он
аккуратно улегся на дно могилы, и я заплакала оттого, что бабушке Тане
придется теперь лежать под толстым слоем земли целую вечность... Все