"Сомерсет Моэм. Тогда и теперь" - читать интересную книгу автора

позволил себе вспылить, а настойчивое требование немедленного союза с
Флоренцией свидетельствовало о шаткости его положения. Настроение
Макиавелли улучшилось. Неучтивость герцога его не огорчила: он был готов к
этому. Закончив трапезу, он попросил слугу отвести его в монастырь. Монахи
выделили флорентийцу просторную келью, а Пьеро и курьеру пришлось
расположиться в коридоре на соломенных матрацах среди прочих
путешественников, благодаривших бога за крышу над головой. Перед тем как
лечь спать, Макиавелли написал письмо Синьории, в котором подробно изложил
события прошедшего дня. На заре курьеру предстояло увезти послание во
Флоренцию.
- А ты напиши Биаджо. Пусть он успокоит твою мать, сообщит ей о твоем
благополучном прибытии, - сказал он Пьеро. - И попроси его прислать мне
Плутарха.
Макиавелли взял в дорогу только своего любимого Данте и "Анналы" Ливия.
Когда Пьеро закончил, Макиавелли без особых церемоний взял письмо и прочел
его:
"Мессер Никколо молчал все утро, и, понимая, что его ум занимают важные
проблемы, я старался не докучать ему. Но после обеда он заговорил. Более
остроумного и доброжелательного человека я не встречал. Даже не заметил, как
доехали до Имолы. Мессер Никколо полагает, что у меня хороший голос. Жаль, я
не взял с собой лютню. Он просит прислать сочинения Плутарха".
- Отличное письмо, - улыбнулся Макиавелли. - Твоя мать будет довольна.
Ну а теперь пора и отдохнуть. У нас был трудный день.

7

Макиавелли не привык долго спать. Он поднялся с рассветом и позвал
Пьеро помочь ему одеться. Долго оставаться в монастыре он не собирался: не
хотел, чтобы вся Имола знала, как и с кем он проводит время. Макиавелли не
без оснований полагал: визиты некоторых гостей целесообразно сохранять в
тайне.
Курьер уже ускакал во Флоренцию. И Макиавелли вместе с Пьеро отправился
в "Золотой лев". Шли они по узким, извилистым улочкам. Смена власти никак
не ощущалась в маленькой Имоле. Горожане занимались своими делами.
Казалось, ничто не потревожило мирного течения их жизни. Многочисленные
пешеходы расступались, пропуская всадников или вереницу ослов, навьюченных
дровами. Разносчик иголок и булавок, ниток и лент громко расхваливал свой
товар. Все лавочки гостеприимно раскрыли двери. Кто-то покупал молоко,
женщина примеряла башмаки, цирюльник стриг мужчину. Все дышало спокойствием
и процветанием. Ни один нищий не приставал к прохожим.
В "Золотом льве" Макиавелли заказал хлеба и вина. Хлеб, смоченный
вином, казался приятнее на вкус. Под крепившись, они пошли к цирюльнику. Тот
побрил Макиавелли, брызнул ароматной водой на его короткие волосы и причесал
их. Все это время Пьеро задумчиво поглаживал свой гладкий подбородок.
- Я думаю, мне надо побриться, мессер Никколо.
- А я полагаю, тебе можно подождать еще пару месяцев, - улыбнулся
Макиавелли и добавил, обращаясь к цирюльнику: - Причеши его. И не забудь
подушить.
Когда Пьеро встал, Макиавелли спросил цирюльника, как пройти к дому
некоего мессера Бартоломео Мартелли. Объяснения оказались такими путаными,