"Уильям Сомерсет Моэм. Падение Эдварда Барнарда (1921)" - читать интересную книгу автора

открывался беспредельный простор Тихого океана, и в двадцати милях,
воздушный, бесплотный, точно сотканный воображением поэта, виднелся
несказанной прелести остров Муреа. Красота была такая, что у Бэйтмена дух
захватило.
- В жизни не видел ничего подобного, - вымолвил он наконец.
Арнольд Джексон не отрываясь смотрел на раскинувшуюся перед ними
картину, и взгляд у него был мечтательный и мягкий. Тонкое, задумчивое лицо
его было сосредоточенно и строго, и, взглянув на него, Бэйтмен вновь
поразился его необычайной одухотворенности.
- Истинная красота, - прошептал Арнольд Джексон. - Не часто случается
видеть ее лицом к лицу. Всмотритесь в нее, мистер Хантер, такого вы уже
никогда больше не увидите, ибо мгновение преходяще, но память о нем всегда
будет жить в вашем сердце. Вы коснулись вечности.
Голос его был глубок и звучен. Казалось, ему ведомы одни лишь
возвышенные мысли и чувства, и Бэйтмен не без труда напомнил себе, что
человек, говорящий это, - преступник и злостный обманщик. Но тут Эдвард,
словно услыхав что-то, быстро обернулся.
- Моя дочь, мистер Хантер.
Бэйтмен пожал ей руку. У нее были великолепные темные глаза и смеющийся
алый рот, но кожа смуглая и вьющиеся волосы, рассыпанные по плечам,
угольно-черные. Весь наряд - один только розовый ситцевый балахон, ноги
босы, а на голове венок из белых душистых цветов. Прелестное создание.
Словно богиня полинезийской весны.
Она слегка смутилась, но не больше Бэйтмена, который с самого начала
чувствовал себя здесь крайне неловко и пришел в еще большее замешательство,
увидев, как эта маленькая сильфида опытной рукой смешала три коктейля.
- Сделай-ка нам покрепче, девочка, - сказал Джексон.
Она разлила коктейли по бокалам и с очаровательной улыбкой подала их
мужчинам. Бэйтмен льстил себя надеждой, что он в совершенстве владеет тонким
искусством смешивать коктейли, и не на шутку удивился, когда оказалось, что
этот коктейль превосходен. Джексон заметил невольное восхищение на лице
гостя и горделиво рассмеялся.
- Недурно, а? Я сам обучал девочку, а ведь в былые времена в Чикаго я
любому бармену мог дать сто очков вперед. В тюрьме от нечего делать я
развлекался тем, что придумывал новые коктейли, но, если уж говорить
всерьез, нет ничего лучше сухого мартини.
Бэйтмен вздрогнул точно от удара, кровь прилила к его щекам и тотчас
вновь отхлынула. Он не находил слов, но тут в комнату вошел туземец с
огромной суповой миской, все сели за стол. Вскользь брошенное замечание о
коктейле, как видно, пробудило в Арнольде Джексоне цепь воспоминаний, и он
стал рассказывать о днях, проведенных в тюрьме. Говорил легко, свободно и
беззлобно, словно прошел курс наук где-то в чужой стране и теперь делился
впечатлениями. Обращался он к Бэйтмену, и Бэйтен поначалу смутился, а потом
и вовсе не знал, куда деваться. Он видел, что Эдвард не сводит с него глаз и
глаза эти искрятся лукавством. Он багрово покраснел, решив, что Джексон
потешается над ним, вдруг почувствовал себя дураком, хотя для этого,
конечно, не было никаких оснований, и обозлился. Ну и бесстыдство, другого
слова не подберешь! И цинизм этого Арнольда Джексона - все равно, подлинный
он или напускной - просто возмутителен. Обед шел своим чередом. Чем только
не потчевали Бэйтмена: и сырой рыбой, и еще какими-то непонятными кушаньями,