"Сомерсет Моэм. Заводь (Перевод М.Беккер)" - читать интересную книгу автора

что-то сказал и, когда я довольно равнодушно ответил, добавил со смущенным
смешком:
- Я в тот день зверски напился.
Я промолчал. Говорить и в самом деле было нечего. Попыхивая трубкой в
тщетной надежде отогнать москитов, я глядел на туземцев, возвращавшихся
после работы домой. Они шли широким, размеренным шагом, с большим
достоинством, и топот их босых ног звучал мягко и как-то странно. Некоторые
выбелили свои темные волосы глиной, и это придавало им необычайно
благородный вид. Самоанцы были высоки ростом и хорошо сложены. За ними
прошла с песней команда законтрактованных рабочих с Соломоновых островов.
Более миниатюрные и стройные, чем самоанцы, они были черны как смоль и
красили свои густые черные волосы в красный цвет. Время от времени
какой-нибудь европеец проезжал на двуколке мимо гостиницы или заворачивал во
двор. Несколько шхун любовались своим отражением в спокойных водах бухты.
- Что еще делать в такой дыре, если не пить? - произнес наконец Лоусон.
- Разве вам не нравится Самоа? - спросил я небрежно, лишь бы что-нибудь
сказать.
- Почему же? Здесь очень мило.
Это банальное слово настолько не соответствовало волшебной красоте
острова, что я невольно улыбнулся и с улыбкой посмотрел на Лоусона. Меня
испугало выражение нестерпимой муки в его прекрасных черных глазах; я бы
никогда не подумал, что он способен на такое глубокое трагическое чувство.
Но выражение это исчезло, и Лоусон улыбнулся. Улыбка у него была простая и
немного наивная. Она так изменила его лицо, что я усомнился, действительно
ли он такой неприятный человек, каким показался мне с первого взгляда.
- Когда я приехал сюда, я прямо-таки влюбился в этот остров, - сказал
он. - Три года назад я уехал, но потом вернулся. - Помолчав, он нерешительно
добавил: - Жене захотелось вернуться. Она, понимаете, здесь родилась.
- Да, я слышал...
Он снова умолк. Спустя некоторое время он спросил, бывал ли я в Ваилиме.
Он почему-то старался быть со мною любезным. Он упомянул о Роберте Луисе
Стивенсоне, а потом разговор перешел на Лондон.
- Как там "Ковент-Гарден"? Наверно, хорош по-прежнему, - сказал он. -
По опере я, пожалуй, соскучился больше всего. Вы слышали "Тристана и
Изольду"?
Он задал этот вопрос так, словно ответ и в самом деле имел для него
большое значение, а когда я сказал, что, разумеется, слышал, он, видимо,
очень обрадовался и стал говорить о Вагнере не как музыкант, а просто как
человек, получающий от музыки душевное удовлетворение, причина которого
непонятна ему самому.
- По-настоящему, надо было съездить в Бай-рейт, - сказал он. - К
сожалению, у меля никогда не было на это денег. Но, конечно, и в
"Ковент-Гардене" неплохо - все эти огни, нарядные женщины, музыка. Я очень
люблю первый акт "Валькирии". И еще конец "Тристана". Здорово, правда?
Глаза у него засверкали, и все лицо так осветилось, что он показался мне
совсем другим человеком. На бледных худых щеках заиграл румянец, и я забыл,
что у него хриплый, неприятный голос. В нам появилось даже какое-то
о.баяние.
- Черт побери, хотелось бы мн.е сейчас очутиться в Лондоне. Знаете
ресторан "Пэл-Мэл"? Я частенько туда захаживал. А Ликадилли - все магазины