"Уильям Сомерсет Моэм. В львиной шкуре" - читать интересную книгу автора

жизнь, у меня не будет ни гроша. Я не знаю, как буду сводить концы с
концами. Вы очень богаты, я нищий".
"Вы английский джентльмен",-- сказала я.
"Какое это имеет значение, если мир был создан для демократии?" ("Мир
создан для демократии" - слова американского президента В. Вильсона -
прим.ред.) - с горечью ответил он.
Я чуть не расплакалась. Все, что он говорил, было так прекрасно.
Конечно, я понимала, что он имеет в виду. Он считал, что просить моей руки
будет неблагородно. Я знаю, что он скорей бы умер, чем позволил
предположить, что ему нужны мои деньги. Он был прекрасным человеком. Я знала
что недостойна его, но, раз он был мне нужен, надо было набраться решимости
и действовать.
"Нет смысла притворяться, будто я не без ума от вас потому что это
так",-- сказала я.
"Не надо, мне и без того тяжело",-- хрипло произнес он.
Я думала, что умру. Я так любила его, когда он сказал это. Теперь я
знала все, что мне было нужно. Я протянула ему руку.
"Женитесь вы на мне, Роберт?" - спросила я очень просто.
"Элеонора",-- ответил он.
И тут рассказал, что увлекся мною с первого же дня. Сперва он отнесся к
этому несерьезно, он думал, что я обыкновенная медсестра, и собирался
завести со мной роман, но потом, узнав, что я женщина не такого типа и
располагаю кое-какими деньгами, решил, что должен подавить свою любовь.
Понимаете, он считал, что о нашем браке не может быть и речи.
Очевидно, Элеоноре больше всего льстила мысль, что капитан Форестьер
намеревался завести с нею интрижку. Наверняка ей никто не делал "гнусных"
предложений, и хотя Форестьер не делал их тоже, сознание, что он питал такую
мысль, было для нее неиссякаемым источником удовлетворения. Когда они
поженились, родственники Элеоноры, практичные люди с Запада, сочли, что мужу
надо работать, а не жить на ее средства, и капитан Форестьер был полностью с
этим согласен. Единственной его оговоркой было следующее:
- Элеонора, есть вещи, за которые джентльмен браться не должен. Все
прочее я буду делать с радостью. Видит Бог, я не придаю значения этим
пустякам, но сахиб всегда остается сахибом, и у каждого, черт побери, есть
долг перед своим классом, особенно в наше время.
По мнению Элеоноры, было вполне достаточно и того, что ради своей
страны он в течение четырех долгих лет рисковал жизнью в кровопролитных
боях, но она слишком гордилась им, чтобы позволить кому-то говорить, будто
он женился на ней ради денег, и решила не возражать, если он подыщет себе
что-нибудь стоящее. К сожалению, представлявшаяся работа всегда оказывалась
не особенно подходящей. Но он никогда не отказывался от нее сам.
- Решай ты, Элеонора,-- говорил он.-- Стоит тебе сказать слово, и я
возьмусь за нее. Мой бедный старый отец перевернулся бы в гробу, увидев меня
за этим занятием, но тут уж ничего не поделаешь. Мой долг перед тобой
превыше всего.
Элеонора не хотела и слышать об этом, и постепенно вопрос о его работе
отпал. Большую часть года они жили в своей вилле на Ривьере. В Англии бывали
редко; Роберт говорил, что после войны это не место для джентльмена и что
все хорошие ребята, настоящие белые люди, с которыми он общался, когда сам
был "одним из этих парней", погибли на фронте. Ему хотелось бы проводить