"Евгений Максимов. Южанин " - читать интересную книгу автора

Да, только самые выносливые, чья жизнь накрепко вдунута Творцом в
теснины плоти, увидели Гончарные башни Генуи. Что за город, сьеры! Мы
влюбились в него насмерть. Нас ослепила виноградная зелень моря под вечер,
когда не осталось ни сил, ни молитв. И вдобавок погонщик-холуй угостил Ива
Брабо плетью. Визжа, мы рванулись к прибою, рассыпались по каменистому
берегу, как горошины. Монахи надрывались из брошенной арбы, Стефан плакался
Господу. Солнце на юге - хозяин, а не постоялец, потому оно беспощадно и
правдиво - Николь словно впервые увидела свои расцарапанные тощие ноги и
разбитые ногти. Тогда я узнал, что такое утешать безнадежно плачущую
женщину. Врагу не пожелаю выманивать любимую душу из лабиринтов плача.
Тут-то мы вспомнили посулы Стефана, дескать, стоит нам приблизиться к
морю, пучины расступятся, и мы посуху двинемся на сарацинские твердыни.
Уцелевшие малыши садились на корточки и дули на прибой, как на кипяток. Но
орали всполошенные чайки, на берегах варились рачки, соль оседала на наших
ногах, а божественный катаклизм не торопился. Понемногу старшие девочки и
парни сбились в нехорошую группку, Брабо уже без церемоний плюнул в
Генуэзский залив. А Николь попросила, чтобы я перестал, ей страшно на меня
смотреть. Перестать я не мог, ибо сам не знал, что за перемены происходят с
моим лицом. Кажется, я улыбался.
Тут прискакал Истинная Правда и сообщил, что чудо отменяется по причине
наших тяжких прегрешений, поэтому добрые покровители поведут нас в славную
Геную, дабы продолжить крестоносное шествие с меньшим размахом, без грозных
явлений натуры.
И вкатились мы в клыкастые ворота Генуи, окаянного лигурийского ящера.
Надо было видеть, сьеры, как захлопывались стены лавок и жались к стенам
прохожие. Я уже без зазрения совести обсуждал стати проплывавших мимо дам,
дабы успокоить Николь, которой эти лобастые донны в подметки не годились.
Брабо ржал и требовал, чтобы я переводил красавицам его замечания.
Генуя заворочалась, как чесоточный, в садах правителя зашмыгали
доносчики. Упало каленое сердце Алессандро ди Лигури - он тогда сидел на шее
Генуэзской республики, питался из страха перед отравой одними голубиными
яйцами и даже в постели с женой не снимал панциря. Узнав о нашем парад-алле,
железный Алессандро впал в буйство, прибил домочадцев, ночь проторчал перед
образом Мадонны, а утром его осенило. Малолетнюю саранчу, естественно,
науськали враги республики, решившие дьявольской козней свихнуть набекрень
мозги правителя и забросать славу Генуи младенцами. Этак сначала в ворота
протопает орда юнцов, а за ними, глядишь, и закованные в латы наемники, а
горожане их спокойно потерпят.
В порту дрожала ночь, бурлили и воняли в котлах для каторжников
неописуемые отбросы, а из лиловой тьмы вывалился всадник и, пока его лошадь
ярилась, крикнул, чтобы мы немедленно убирались, иначе мессер Алессандро
обратится к полезному наследию рода.
Но тут действительно произошло чудо: Истинная Правда распластался под
копытами и что-то объяснил нашему горбоносому ругателю. Тот зашелся хохотом,
Истинная Правда поцеловал его стремя, и всадник сгинул, довольный.
Алессандро ди Лигури спокойно спал в ту ночь. Наверное, сейчас не так
сладко дремлет в земле молодой тиран, лишенный чести, власти и родины.
Николь заходила по грудь в воду и стояла, почти неразличимая среди
свай. Но море было неотделимо от звезд, и ни корабля, ни Иерусалима не
увидела моя Николь... Мы стояли рядом и смотрели туда, где замерла в скорби