"Евгений Максимов. Южанин " - читать интересную книгу автора

мирандоло. Но когда я, пылая ненавистью к сарацинам, сообщил, что иду в
Святую землю сразу после ужина, он пододвинул мне под нос каленый кулачище,
и на глупый вопрос "Чем пахнет?" я обреченно ответил "Могилой..." И после
ужина отправился спать.
Папа-тестомес тем же вечером так отлупил Ива Брабо, что соседи,
восхищенные его воплями, прочили ему чин запевалы в рейтарском полку.
А те, кому Фортуна улыбнулась, выпорхнули на улицы в белых туниках,
щеголяя битыми коленками и черными крестами во всю грудь. Старухи плакали,
глядя на них. Девочки вплетали в волосы спутников вьюнки и розы, а стройное
пение "Te Deum laudeamus" парило над полем сбора, как в райских кущах. Мы с
Брабо, потирая лупленые зады, безмерно презирали счастливчиков, лежа на
крыше моего особняка.
Но уже через две недели епископ нашего города прокаркал с амвона, что
удерживать детей, рвущихся на правое дело - поступок, выражаясь околично,
неблаговидный с точки зрения Церкви и Господа, а выражаясь грубо,
припахивает ересью. А ересь, не надо вам, сьеры, напоминать, всегда
благоухает горелым.
Что, Амброз? На костре мне и место? Душа моя, с ножом у горла я бы
больше любил ближнего! Клод, вспрысни даму, ей, кажется, дурно...
После епископского намека разжались объятия отцов, задохнулась
дедовская мудрость и увяло рвение матерей, прежде становившихся в распор на
пороге с кличем: "Только через мой труп!" Нашлись отважные семьи, которые
предпочли погрузить скарб, посадить упирающихся наследников на повозки и
послать к черту епископа, Стефана и молодого монаха по кличке Истинная
Правда. ...И советую тебе, церковная крыса, хорошенько помолиться за
благополучие и мир в этих семьях...
Ив Брабо вскоре явился пред мои очи в ангельской рубашечке с
маргариткой в патлах и поведал, что весь вечер показывал отцу язык, при чем
отец смирнехонько собирал ему узелок, гладил по голове и даже был трезв. Я
позеленел от зависти, обозвал его "дурнем толстозадым", и нас с трудом
разнял мой дядька-наставник.
Теперь мои надежды на поход погибли: за сто блинов в голодный год я не
встану под одну хоругвь с ренегатом, Ганелоном и Брутом в одном лице.
Но там, где рычит мужская гордость, решает очарование Евы. И я,
подобный единорогу (ибо на лбу у меня вздулась шишка), припал к девичьим
коленям... О, Николь... Ах, сьеры, если бы сейчас чей-то поганый язык сказал
о ней худое, я бы дрался с мерзавцем одной рукой, не отнимая ножа от
поповского кадыка.
Надеюсь, вы не хотите подобных экзерсисов? Благодарю...
О, Николь... Мы сидели в ее садике, полном солнца и шепота, и ели
ореховые пирожные, которые я на дух не переносил, но хвалил, потому что
любила она. Она сидела на спине каменного льва против меня, вся в золоте,
вся в трепете плюща... Облизнула крошки с мизинца и спросила: "А ты пойдешь
ко Христу со мной?"
Через час я плюхнулся на колени перед батюшкиными сапогами и стал
клянчить. И был благословлен.
Как теперь понимаю, на отца уже косились окрестные дворяне, отпустившие
своих детей, и, запрети он мне, город рисковал обзавестись новой парой
враждующих родов взамен помирившихся.
"Al dispetto di Dio, potta di Dio, негодяй!", - сказала мать батюшке и