"Владимир Максимов. После немоты " - читать интересную книгу автора

на фамилии под обращением в защиту А. Гинзбурга: люди, которые еще на днях
полемизировали о проблеме бойкота, единодушно подписали этот принципиальный
документ.
- Несмотря на разочарования, возникшие после того, как государства
отказали вам в своей поддержке, и при нарастающих репрессиях в СССР имеете
ли вы основания надеяться, что сможете что-то сделать в ближайшее время?
- Мы, собственно, никогда и не рассчитывали на помощь каких-либо
западных государств. Я, к примеру, убежден, что в любом самом жестоком
ковбойском фильме морали больше, чем во всей политике Запада по отношению к
порабощенным народам. Я и мои друзья рассчитываем, прежде всего, на
отдельных людей, на их солидарность, понимание, здравый смысл. И таких людей
мы с каждым днем встречаем все больше. В конечном счете, мы единственное в
мире Сопротивление, которое не нуждается ни в оружии, ни в деньгах, а только
в нравственной или общественной поддержке. Остальное мы сделаем сами.
- Вы были писателем, признанным советским режимом. Как вам удалось
"спастись" учитывая то, что вы были видным членом Союза писателей?
- "Видным" членом Союза писателей я никогда не был, а "спасся" только
за счет того нравственного заряда, какой вложила в меня святая русская
литература, изначально ставящая себе целью "милость к падшим призывать" и
снисходить к "униженным и оскорбленным", помноженного на личный опыт. Эту же
эволюцию пережили и люди, куда более видные в нашем обществе, чем я:
создатель водородной бомбы Андрей Сахаров; фронтовой офицер, лауреат
сталинской премии, популярнеший советский романист Виктор Некрасов; генерал,
ученый, коммунист, кавалер множества правительственных наград Петр
Григоренко, даже дочь Сталина - Светлана Аллилуева, наконец! В тоталитарном
мире наступила эпоха духовного пробуждения и каждый день, каждый час, каждый
миг новый Савл превращается в Павла!
- Вы верующий человек и, если не ошибаюсь близкий к некой мистике.
Каков был ваш путь в этом плане и что означает для вас религия и духовность?
- Трудно или почти невозможно в двух словах объяснить этот глубоко
подсознательный процесс. Я попытался рассказать о своем религиозном опыте в
романе "Прощание из ниоткуда". Но самый фактор духовного возрождения в
современной России стал сейчас в нашем обществе определяющим.
- Галич говорил, что писателю очень трудно жить в изгнании, вне родной
языковой стихии. "Улицы, кафе, метро, - писал он, - полны молчания. Мы живем
в молчаливом мире". Данте говорил: "Какой трудный путь - подниматься и
спускаться по чужим лестницам". Драма ли для вас, что вы находитесь вне
родной стихии?
- Но тот же Александр Галич любил повторять слова русской эмигрантской
поэтессы: "Мы не в изгнании, мы - в послании". Эмиграция, на мой взгляд, не
социальное, а психологическое состояние. Эмиграция - удел побежденных,
эмигрантом можно чувствовать себя, даже живя на родине. Мы еще не
победители, но уже и не побежденные, а поэтому не считаем себя эмигрантами.
К тому же, в отличие от предыдущих эмиграций, между нами и метрополией
постоянно пульсирует живая связь: личная, деловая, духовная. Разумеется,
отсутствие языковой среды дает себя знать: глохнет язык, иссякает звуковая
информация, вне речевой стихии сокращается словарный запас.
- Вы пошли очень далеко в вашем автобиографическом романе "Прощание из
ниоткуда". Думаете ли вы, как Руссо, что надо говорить все?
- Это зависит от чувства меры. В автобиографии полная откровенность