"Карл Май. По дикому Курдистану" - читать интересную книгу автора

между деревьями, разделяющими дома. Все, кто был рядом, поспешили вслед, но
скоро вернулись ни с чем. Выстрел же привлек внимание остальных.
- Кто стрелял, сэр? - спросил Линдсей.
- Ваш хавас.
- В кого?
- В меня.
- O-o! Ужас! Почему?
- Из мести.
- Настоящий арнаут! Он попал?
- Нет.
- Его застрелят, сэр, тотчас же!
- Он убежал.
- Well! Пусть бежит! Нет вреда!
В этом он был, по меньшей мере, прав. Арнаут в меня не попал, зачем же
жаждать крови? Назад он наверняка не вернется, и коварного нападения также,
очевидно, не следовало опасаться. Теперь англичанину не нужен был ни
драгоман, ни арнаут, ведь он меня нашел, поэтому первому заплатили за службу
и отпустили с указанием, что он может покинуть завтра утром Спандаре и
вернуться в Мосул.
Оставшееся вечернее время мы провели в живой беседе с курдами,
закончившейся танцем. Его специально устроили для нас. Во дворе
четырехугольной формы, окруженном низкой крышей, собрались все
присутствовавшие мужчины. Здесь они лежали, сидели на корточках, а то и
стояли, опустившись на колени, в живописных позах, в то время как примерно
два десятка женщин собирались во дворе для танца.
Они образовали двойной круг, в середине стоял один танцор,
размахивающий копьем. Оркестр состоял из флейты, какого-то подобия скрипки и
двух тамбуринов. Танцор дал знак, что можно начинать, громким криком. Его
искусство танцевать состояло из разнообразнейших движений рук и ног, которые
он делал, не сдвигаясь с места.
Женский круг подражал его движениям. Я не заметил, что в основу этого
танца положили какую-то мысль или идею, тем не менее, эти женщины,
двигающиеся при неясном факельном освещении, с их угловатыми тюрбанными
шапками, с которых падали вниз длинные, через спину завязанные паранджи,
представляли собою любопытное зрелище.
По окончании этого простого танца мужчины выразили свое удовольствие
громким бормотанием, я же вытащил браслет и вызвал к себе наверх дочь
начальника, прислуживавшую мне при еде и находившуюся сейчас среди
танцовщиц. Браслет был из желтых стеклышек и почти неотличим от дымчатого,
полупрозрачного янтаря, который на Востоке так редок, любим и дорог. У
немецкого ювелира я заплатил бы за него от 50 до 70 пфеннигов, здесь же я
мог доставить человеку радость, которую оценят гораздо дороже.
Девушка подошла ближе. Все мужчины слышали, что я захотел ее увидеть, и
знали - речь идет о вознаграждении. Я должен был постараться не посрамить
своих воспитателей, обучавших меня восточной вежливости.
- О, подойди, ты, любимейшая из дочерей курдов-мисури! На твоих щеках
сверкает отблеск зари, твой лик так же мил, как и сумбула, чашечка гиацинта.
Твои длинные кудри благоухают, как аромат цветов, а твой голос звучит как
пение соловья. Ты дитя гостеприимного радушия, дочь героя и станешь невестой
мудрого курда и смелого воина. Твои руки и ноги обрадовали меня так же, как