"Колин Маккалоу. Травяной венок. Том 1" - читать интересную книгу автора

лицо его озарилось неотразимой улыбкой.
- Аврелия...
Она протянула ему свою руку и затаила дыхание; у нее кружилась голова.
- Что, Луций Корнелий? - услыхала она собственный голос.
- Хочешь сойтись со мной?
У нее пересохло в горле, и она почувствовала, что должна сделать
судорожный глоток, иначе лишится чувств, однако даже это оказалось свыше ее
сил; его пальцы, обвившие ее пальцы, походили на последние ниточки
ускользающей жизни; стряхни она их - и ей не выжить...
После ей никак не удавалось вспомнить, когда он успел обежать стол; но
лицо его внезапно оказалось совсем близко от ее лица, и блеск его глаз, его
губ уже казался ей мерцанием, доходящим из глубины отполированного мрамора.
Аврелия зачарованно наблюдала, как перекатываются мускулы под кожей его
правой руки, и дрожала, нет, мелко вибрировала, чувствуя себя слабой и
беззащитной...
Закрыв глаза, она ждала. Когда его губы прикоснулись к ее губам,
Аврелия впилась в него таким пылким поцелуем, словно в ней накопился вековой
голод; в ее душе поднялась буря чувств, какой она не знала в своей в жизни,
и она ужаснулась самой себе, осознавая, что вот-вот превратится в пылающие
уголья.
Через мгновение между ними снова выросла преграда - на сей раз это был
уже не стол, а все пространство ложи. Аврелия прижималась спиной к ярко
окрашенной стене, словно желая уменьшиться в размерах. Сулла стоял возле
стола, тяжело дыша; его волосы горели на солнце ослепительным огнем.
- Я не могу! - тихо сказала она; ей казалось, что она надрывается от
крика.
- Тогда ты никогда в жизни не обретешь покоя! Стараясь, невзирая на
клокочущую в нем ярость, не сделать ничего, что выглядело бы смехотворно, он
величественно завернулся в сползшую на пол тогу и решительными шагами,
каждый из которых напоминал ей, что он уже никогда не вернется, удалился,
задрав голову, словно победитель, покидающий поле сражения.

Однако участь победителя в несостоявшейся схватке его не
удовлетворяла - он-то понимал, что потерпел неудачу, и пылал от негодования.
Сулла несся домой, подобный урагану, сметая прохожих. Да как она посмела!
Как посмела сидеть перед ним с таким голодным взглядом, зажечь его
поцелуем - и каким поцелуем! - а потом пойти на попятный? Можно подумать,
что ей хотелось его меньше, чем ему - ее! Надо было прикончить ее, свернуть
ей хрупкую шею, отравить, чтобы любоваться, как разбухает от яда ее личико,
придушить, чтобы насладиться зрелищем вылезающих из орбит глаз! Убить ее,
убить, убить, убить! Об этом стучало его сердце - ему казалось, что оно
колотится у него в ушах, об этом гудела кровь, бурлившая в жилах и
заставлявшая раскалываться череп. Убить, убить, убить ее! Его неуемная
ярость объяснялась в значительной степени тем, что он отлично отдавал себе
отчет: он не сможет убить ее, точно так же, как не мог убить Юлиллу, Элию,
Далматику. Почему? Что такое сидело в этих женщинах, чего не было в Клитумне
и Никополи?
Когда Сулла влетел, словно камень, брошенный из пращи, в атрий, слуги
разбежались, жена беззвучно удалилась в свою комнату, и дом, каким огромным
он ни был, ушел в себя, как улитка в раковину. Ворвавшись в кабинет, он