"Алистер Маклин. Крейсер "Улисс" ("Корабль ее величества "Улисс", "Полярный конвой")" - читать интересную книгу автора

иллюминатора. Его взгляд упал на Капкового - мальчика, который дремал,
откинувшись на спинку кресла. Над электрическим камином сохла пара
огромных летных унт.
Капковый, он же лейтенант королевского военно-морского флота Эндрю
Карпентер, штурман "Улисса" и его лучший друг, - вот кто должен был
гордиться этими корытами. Известный прожигатель жизни, Капковый чувствовал
себя повсюду в своей тарелке - в танцевальном зале и в кокпите гоночной
яхты, на пикнике, на теннисном корте и за рулем своего мощного пурпурного
"бугатти". Но в данном случае внешность была обманчива. Ибо самой большой
на свете привязанностью, целью всей жизни Капкового мальчика был флот. Под
фатоватой личиной скрывались блестящий ум и романтическая, елизаветинских
времен преданность морю и кораблям, которую штурман, по его мнению,
успешно пытался скрыть от своих сослуживцев-офицеров. Но любовь эта была
столь явной, что никто не считал даже нужным отмечать ее.
До чего же странна наша дружба, размышлял Николлс. Влечение
противоположностей, так сказать. Если Карпентеру присущи дерзость и
непринужденность, то ему, Николлсу, свойственны сдержанность и
немногословность. И если штурман боготворит все, что связано с морской
службой, то сам он ненавидит ее всем своим существом. Благодаря чувству
независимости, свойственному многим шотландским горцам, развитому в
Джонни, ему претили тысяча и одна иголка флотской дисциплины, службизма и
военно-морской глупости, они постоянно оскорбляли его ум и самолюбие. Уже
три года назад, когда война вырвала его из стен известной больницы в
Глазго, где он не успел проработать и года, у него возникли первые
сомнения насчет совместимости его взглядов с флотским уставом. Сомнения
эти подтвердились. Однако, несмотря на антипатию к службе, а возможно,
благодаря ей и окаянной кальвинистской добросовестности, Николлс стал
первоклассным морским офицером. И все-таки он встревожился, обнаружив в
душе нечто похожее на гордость за корабли их эскадры.
Юноша вздохнул. В эту минуту ожил динамик в углу кают-компании. По своему
горькому опыту Николлс знал, что сообщения, передаваемые но системе
корабельной громкоговорящей связи, редко предвещают что-то доброе.
"Внимание! Внимание!" - Голос звучал металлически, бесстрастно, и Капковый
продолжал пребывать в блаженном забытьи, - "В семнадцать тридцать с
обращением к экипажу выступит командир корабля. Повторяю: в семнадцать
тридцать с обращением к экипажу выступит командир корабля. Конец".
- Проснись, Васко да Гама! - ткнул жестким пальцем в бок приятелю Николлс.
- Пора пропустить по чашечке, чайку. Скоро тебе в штурманскую рубку.
Карпентер заворочался, приоткрыв красные веки. Николлс ободряюще улыбался.
- На дворе красота. Волнение усиливается, температура падает, а недавно,
ко всему, началась пурга. Погодка, для которой ты создан, друг мой, Энди!
Капковый со стоном очнулся, сел и наклонился вперед; его прямые светлые
волосы упали на ладони, поддерживавшие голову.
- Что еще там стряслось? - проговорил он ворчливо. После сна голос его
звучал вяло. Капковый чуть усмехнулся, - Ты знаешь, где я был, Джонни? -
спросил он мечтательно. - На берегу Темзы, в ресторане "Серый гусь". Он
чуть выше Хенли. Лето, Джонни. Конец лета. Тепло и очень тихо. Она была в
чем-то зеленом...
- Несварение желудка, - прервал его Николлс. - От чересчур веселой жизни.
Сейчас четыре тридцать, через час будет говорить Старик. В любую минуту