"Ларри Макмертри. Ласковые имена" - читать интересную книгу автора

нравится наблюдать, как вы реагируете. Ради всего святого, обращайте
внимание на тон моего голоса. Не могу же я всегда быть серьезной, не правда
ли? Вы что собрались уходить только из-за того, что я с вами немножко
пошутила?
Вернон опять сел.
- Я попал впросак, - сказал он, размышляя вслух. - Не пойму, куда мне
идти, туда или сюда? - добавил он, вспыхивая румянцем.
Аврора восприняла румянец как проявление чувств и решила, что, пожалуй,
ей лучше на этом успокоиться. Последующие двадцать минут вечера она
старалась вести себя так, чтобы ничем его не огорчать, но на вопрос, нельзя
ли ему прийти на завтрак, покачала головой.
- По-моему, не стоит, Вернон, - сказала она. - Мне даже кажется, что на
самом деле вам этого не хочется. Мы стали друг для друга большей загадкой,
чем были в первый день. Я рада, что вы выбрали меня на роль своей первой
любви, но для меня это слишком труднопреодолимая задача - быть первой
возлюбленной. Из меня бы вышло прекрасное последнее увлечение, но у вас же
еще первого не было, не правда ли?
- Да, так, - сказал Вернон.
Когда он сел в машину, собираясь уезжать, Аврора, глядя ему вслед и не
одобряя своего поведения, покачала головой и без слов пошла к дому.
Вернон возвращался в таком смятении, что у него даже свело желудок.


4

Иногда Аврора просыпалась по ночам. Она ненавидела ночные бодрствования
и старалась усилием воли заставить себя не пробуждаться. Она просыпалась в
состоянии глубочайшей тоски и лежала беспомощная и безмолвная. Это случалось
все чаще, и она об этом никому не рассказывала. Это была такая бездна! После
таких ночей она особенно старалась быть веселой; если кто и замечал что-то
необычное, так это Рози, но Рози помалкивала.
Почувствовав, что не уснет, что на нее снова напала тоска, она встала и
с подушками и одеялом перешла в эркер, устроилась там и стала смотреть в
окно. Светила луна, и деревья в ее заднем дворе отбрасывали глубокие тени.
Это было какое-то бездумное состояние, бесформенная тоска; она не могла
сказать, чего ей не хватает: желать кого-то или быть кому-то желанной, но
грудь болела так отчетливо, что она даже ударила себя, надеясь, что таким
образом избавится от тиснения. Но чувство, из которого вырастала эта боль,
было чересчур сильным; ее было невозможно унять таким образом. Все ее беды
были оттого, что она отклонилась от своей оси или ее вовсе не было; и еще ее
мучило ощущение, что остановилось нечто, чему полагалось двигаться.
Она старалась всеми силами сохранять активность, не замыкаться, но
жизнь начинала оказывать ей сопротивление самыми неожиданными способами.
Мужчины, некоторые очень порядочные и хорошие, возникали в ее жизни
постоянно, но, однако, они почти не могли заставить что-либо шевельнуться у
нее в душе, и она стала бояться не того, что ничто уже не заставит трепетать
ее душу, скорее ее пугало, что настанет час, когда ей не захочется больше
трепетать, волноваться о том, сохраняется ли в ней свойственная ей живость,
более того, захочется, чтобы ничто не нарушало покоя.
Именно этот страх в конце концов заставил ее глубокой ночью сидеть у